Слышал, что твой отец очень по тебе скучает и был бы рад видеть тебя дома, если бы не скандал. Похоже, он теперь не ест вовремя. Он сделал для себя вывод, что ты ушла, чтобы «восстановить силы после несерьёзной болезни, а теперь получила отличную работу в школе для девочек». Ты удивишься, если узнаешь об одном событии, которое с ним произошло. Его заставили оплатить все долги! Мне рассказали, что все торговцы собрались, явились к нему и, практически, устроили митинг в приходе. Ничего подобного не случилось бы в Пламстед Епископи – увы! наступили времена демократии.[102] Очевидно, ты была единственным человеком, который мог держать торговцев в узде.
А теперь должен рассказать тебе кое-что из моих новостей… и т. д. и т. п.»
На этом месте Дороти остановилась и порвала письмо с чувством разочарования и даже раздражения. Мог бы проявить побольше сочувствия! – подумала она. Это так похоже на мистера Уорбуртона: сначала от втягивает её в серьёзные неприятности – в конце концов, он был виновен в том, что произошло, – а потом с лёгкостью заявляет, что ничего не знал. Но поразмыслив, она решила, что он вовсе не бессердечен. Он сделал то немногое, что возможно было сделать, чтобы ей помочь. И нечего ждать, что он будет сочувствовать из-за тех пережитых ею бед, о которых сам он ничего не слышал. Кроме того, его собственная жизнь состояла из череды громких скандалов – вероятно, он не понимал, что для женщины скандал – дело серьёзное.
В Рождество отец Дороти тоже написал ей, и более того, прислал ей два фунта – рождественский подарок. Из тона его письма было очевидно, что теперь он уже простил Дороти.
В остальной части письма было ворчание по поводу дел в приходе. Пастор жаловался – одни беспокойства и слишком много работы. Эти несчастные церковные старосты надоедают ему то тем, то этим, и он уже устал от постоянных докладов Проггета о падающей колокольне, а приходящая работница, которую наняли в помощь Эллен – сплошное недоразумение: она угодила метлой в циферблат дедушкиных часов в кабинете, и всё тому подобное на нескольких страницах. Несколько раз он окольным путём намекал, что ему хотелось бы, чтобы Дороти была здесь и помогала ему, но напрямую не предлагал ей вернуться.
Очевидно, что с глаз долой из сердца вон – всё ещё оставалось в силе. И если уж в каждом доме в шкафу свой скелет – так пусть лучше он будет далеко и взаперти.
После такого письма Дороти почувствовала болезненную тоску по дому. Ей очень захотелось вернуться в их приход, сходить на уроки домоводства в «Наставнике девиц». Она с грустью подумала, что отцу тяжело одному со всем справляться и что те две женщины не смотрят за ним, как следует. Она любила отца, но никогда этого не показывала, потому что он был не такой человек, которому можно было демонстрировать свои чувства. Её удивило и поразило, что он так мало занимал её мысли последние четыре месяца. Порой она на целые недели забывала о его существовании. На самом деле борьба за то, чтобы не умереть с голоду, не оставляла ей времени на эмоции.
Однако теперь занятия закончились, и у неё появилось свободное время, которое она могла проводить, как захочет, так как миссис Криви, как бы ни старалась, не могла придумать для неё работы по дому на весь день. Она ясно дала понять Дороти, что во время каникул расходы на неё не оправдывались, и всё время наблюдала за Дороти во время еды, так что это становилось невыносимым. По всей видимости, её разбирал гнев, что Дороти ест, когда у неё нет работы. Поэтому Дороти старалась проводить как можно больше времени вне дома и, почувствовав себя довольно богатой со своей зарплатой (четыре фунта десять – за девять недель) и двумя фунтами, подаренными отцом, – она стала покупать бутерброды в мясной лавке в городе и обедать вне дома. Миссис Криви была не против, хотя и помрачнела из-за того, что ей всё же хотелось, чтобы Дороти была дома и чтобы она могла донимать её. С другой стороны, у неё появился шанс сэкономить на питании.