Дочь того самого Джойса

– То, что он съехал с квартиры на Робьяк-сквер, означало, что теперь все внимание ваших родителей принадлежит только вам? – Доктор посасывает трубку и выпускает маленькое облачко табачного дыма, которое зависает над его головой, как нимб.

– После этого я несколько ночей не могла уснуть. – Я делаю жест в сторону рукописи, раскрытой на столе у доктора, как веер. – Нам с Джорджо пришлось так много пережить вдвоем. Когда мы приехали в Париж – ему было пятнадцать, а мне тринадцать, – мы поселились в ужасном, кишащем вшами отеле в Латинском квартале. Мы думали, что это временная остановка на пути в Англию, к новой жизни, но этого так и не случилось. – Я замолкаю и рассматриваю свои руки. Какими старыми и корявыми они выглядят! Неровные, обкусанные ногти, кожа, на которой уже появились морщины. Я гляжу на красный блестящий шрам на большом пальце, но тут мое внимание привлекают предательские коричневые старческие пятнышки на запястьях.

– Сколько мне теперь лет, доктор?

– Вам двадцать семь, мисс Джойс. Что же было, когда вы переехали в Париж?

– Мы с Джорджо не знали французского и целых три месяца разговаривали только друг с другом. У нас не было ни друзей, ни знакомых. У меня даже собственной спальни не было. Если мне нужно было уединиться, я шла в комнату Джорджо. Школу я не посещала – и вообще посещать было некого. Баббо заканчивал «Улисса» и требовал темноты и полной тишины, и мы с Джорджо часами сидели в его комнате и изображали Чарли Чаплина.

Я снова замолкаю. Слезы наворачиваются на глаза, даже сейчас, после всего, что между нами произошло. Как же это получилось? Как такая тесная дружба, такая близость могла превратиться в нечто совершенно противоположное?

Я громко сглатываю слюну и продолжаю:

– Джорджо получил работу через одного из «льстецов» баббо. Стал клерком. Но сразу же ее возненавидел. Он говорил, что она невообразимо скучна, что ему тошно прислуживать и что это ниже его достоинства. Потом он перешел в «Американ траст». Ему пообещали двести франков в месяц после испытательного срока без оплаты. Баббо сказал, что эта работа может помочь ему достичь большего. Но Джорджо не выдержал испытательного срока. Он считал, что бесплатно рыться целый день в бумажках нудно и унизительно. – Я делаю паузу и смотрю на доктора. Он курит трубку и наблюдает за мной, всегда наблюдает своими поблескивающими, как монеты, глазами.

Затем он отодвигает кресло, встает и идет к окну. У него немного поскрипывают щиколотки.

– Пожалуйста, продолжайте, мисс Джойс. Я должен понять, что же вызвало разрыв между вами и вашим братом.

– Я всегда знала, о чем он думает. Иногда могла точно предсказать, что он произнесет в следующую секунду. – Я бессмысленно смотрю на заусенец и рассеянно размышляю, были ли это моменты ясновидения или просто результат многолетней дружбы и родства. Вдруг что-то вылезает из черного, затянутого паутиной, самого дальнего уголка моей памяти. Я пытаюсь схватить это, но оно ускользает, и мне начинает казаться, что по спине у меня ползают насекомые, маленькие черные муравьи. Мне очень хочется почесать спину, но доктор ждет, чтобы я продолжила, и я не желаю больше думать о ползающих по коже насекомых. – Когда к нам заходили «льстецы» баббо, они пробегали мимо нас, будто… будто мы были невидимками. Нас звали готовить и разливать чай. И тогда Джорджо подмигивал мне. Это был наш условный сигнал. Мы изобрели собственный язык – итальянский, смешанный с немецким и английским и чуть-чуть французского. И вот, после того, как он подмигивал, мы начинали очень громко разговаривать на этом тарабарском наречии. Это всегда сбивало «льстецов» баббо с толку – они не понимали ни слова. – Это воспоминание вызывает у меня улыбку, и я забываю о ползающих по спине муравьях.

– Значит, ваша связь была очень тесной, очень глубокой? – Доктор стоит у окна и любуется холмами и лесами за озером. Капли дождя стучат по стеклу. Из-за его плеча я вижу небо, затянутое черными, набитыми дождем тучами.

– Лишь деньги миссис Флейшман придали ему силы и… – я подыскиваю нужное слово, – и решимости совершить побег с Робьяк-сквер. Он женился не по любви.

– Вы считаете, что он женился только для того, чтобы сбежать от родителей?

– Я это знаю. – Я роняю голову на грудь и закрываю лицо руками. Как я могу объяснить то, что теперь известно мне наверняка: родители вцепились в меня крепче прежнего, когда Джорджо еще только познакомился с миссис Флейшман. Конечно, они за него боролись. Но миссис Флейшман оказалась настойчивой особой. И она была богата. Она тоже боролась за Джорджо, и в ее арсенале были деньги и определенное очарование. И эти же орудия она использовала, чтобы вернуться в круг «льстецов» баббо.

– Вы явно прогрессируете, мисс Джойс, и мне это очень приятно. Мисс Бейнс сообщает мне, что вы ведете себя спокойно, что у вас нет очевидных проблем с памятью.

– Так когда я смогу выйти отсюда, доктор? – Я поднимаю голову. – Я чувствую себя намного лучше.