Письмо и впрямь было «скорее грустное, чем сердитое», как выразился Каррадин. Действительно, если вспомнить, что оно касалось женщины, нанесшей Ричарду непоправимый вред, то великодушие и благородство его не могли не поражать. В данном случае в его великодушии не было никакой личной выгоды. Ту широту взглядов, которую Ричард проявил в поисках мира между Йорками и Ланкастерами, можно назвать небескорыстной. Он неизмеримо выиграл бы от объединения страны. Это же письмецо к епископу Линкольнскому было частным, и освобождение Джейн Шор не было важно ни для кого, кроме влюбленного Тома Лайнома. Ричард ничего не выигрывал от своей щедрости. Тут очевидна одна вещь: желание Ричарда видеть друга счастливым было выше его мстительности. Откровенно говоря, если отсутствие мстительного чувства можно считать необычным, в любом человеке, то оно тем более поразительно для такого злодея, как Ричард III.
11
Мысли о письме не оставляли Гранта вплоть до вечернего чая, принесенного Амазонкой. Прислушиваясь к щебету воробьев XX века на своем подоконнике, он все удивлялся, что ему довелось прочесть фразы, зародившиеся в голове человека четыре столетия назад. Какой фантастикой показалась бы Ричарду мысль, что его краткое интимное письмо о жене Шора четыреста лет спустя станет предметом чьих-то размышлений.
— Вам письмо. Приятная неожиданность, верно? — сказала Амазонка, неся на подносе два кусочка хлеба с маслом и диетическую булочку.
Грант отвел глаза от безусловно полезной для здоровья булочки, увидел, что письмо от Лоры, и с удовольствием распечатал конверт.