А ведь на этой опустошённой земле некогда были колхозы. Хотя ни Сара, ни Анна, едучи на юг, об этом не знали ровным счётом ничего, Крым, сейчас разорённый нацистами, до этого с трудом смирялся с Советской властью. Пепелища колхозов, организованных Сталиным в 1928 году в ответ на нехватку зерна, были не руинами былого сельскохозяйственного процветания, а мрачными памятниками лютому голоду. С 1928 по 1940 годы советская коллективизация унесла жизни тысяч крестьян. Нигде, однако, не было в тот период зафиксировано столь же массовой гибели людей, как на территории Украины, где в начале 1930-х годов был устроен Голодомор – советский геноцид этнических украинцев[11]
{136}. А нацисты, изрядно проредив население Симферополя, создали для Советов подходящие условия для устранения другого предположительно враждебно настроенного по отношению к их государству этнического меньшинства. Советским властям хотелось беспрепятственного доступа к Босфору и Дарданеллам, а отвоевать его у Турции мешали крымские татары, связанные с турками религиозными и этническими узами. Вот Сталин и поручил безжалостному главе НКВД Лаврентию Берии, тому самому, который теперь отвечал за подготовку к Ялтинской конференции, их как-нибудь устранить. Во исполнение этого указания Берия огульно обвинил всех крымских татар в сотрудничестве с нацистами и в мае 1944 года всего за трое суток принудительно депортировал вагонами для скота в Узбекистан около 200 000 татар, многие из которых так и умерли в изгнании{137}.Теперь их хозяйства стояли заброшенными. Практически все строения лежали в руинах, вполне гармонируя с обугленными останками железнодорожной и бронетехники и прочими атрибутами военного апокалипсиса{138}
. В общем, всё выглядело так, будто до Крыма через полмира добрался воскресший из мёртвых генерал Шерман, чтобы на бис исполнить свой знаменитый марш к морю[12]. Из людей медленно катящимся на юг гостям попадались на глаза исключительно советские военнослужащие, среди которых было немало женщин и совсем юных девушек, которых явно расставили вдоль дороги через равные интервалы метрах в ста друг от друга. Похоже, целую пехотную дивизию сняли с позиций не то для охраны маршрута, не то в качестве почетного караула. Скорее второе, поскольку винтовок практически ни у кого из них при себе не было. Поражало в этом войске не только обилие безоружных женщин, но и пестрота лиц. Там будто специально собрали представителей чуть ли не всех этносов многонационального Советского Союза – русских, украинцев, белорусов, грузин, армян, азербайджанцев, узбеков, казахов, чеченцев[13] и многих-многих других. Каждый солдат в длинной зимней шинели должен был, по идее, являть собою безликий единообразной зубец в шестерне государственной машины. Но что-то у Советов явно не складывалось, поскольку каждое лицо выдавало неповторимую индивидуальность{139}.Лишь на самом подъезде кортежа к Симферополю стали заметны первые признаки чего-то отдаленно напоминающего будничную человеческую жизнь, хотя в них было больше от чёрно-белой кинохроники, нежели от яркой и цветной жизни во плоти. Симферополь некогда был процветающим городом, но к 1945 году его и городом-то назвать язык не поворачивался. Немногие уцелевшие дома стояли без электричества и отопления, а обитатели выглядели пришельцами из старины глубокой, а не гражданами современности. Выцветшая одежда. «Не серая, не бежевая, – а просто бурая ветошь какая-то», – поделилась Анна своим мнением с отцом и агентом спецслужб Майком Рейли. Юбки на крымчанках висели бесформенными мешками, а дети давно выросли из своей одежды, штанишки и юбки были слишком коротки, чтобы скрыть посиневшие от холода щиколотки. Поначалу Анну поразило, что горожане имеют на удивление здоровый вид, но, вглядевшись попристальнее, осознала, что и дети, и, в особенности, их матери, выглядят много старше своих лет. Кожа женщин была изборождена глубокими морщинами, а спины у них у всех были неисправимо скрючены из-за того, что им приходилось день за днём таскать на горбу непомерные ноши{140}
.