Дочки-матери, или Во что играют большие девочки (Сборник)

За окном гуляла традиционная для моих дней рождения ноябрьская свистопляска, под обоями тихо шуршали клопы, из мебели кроме дивана у нас были две раскладухи и деревянный ящик вместо стола, что вполне гармонировало с моим представлением о материальном минимуме абсолютного счастья.

Те, кто долго, как я, жили в общагах и коммуналках, понимают, как ценны редчайшие моменты уединения, когда все жильцы разъехались, оставив тебя в пустой, гулкой квартире, где никто больше не прислушивается к твоему шепоту, где можно наконец расслабиться, не чувствуя гнетущего присутствия посторонних.

Сегодня мы с Сашкой были в квартире совершенно одни, но если бы кто-то все же ухитрился подглядеть за нами, то не испытал бы ничего, кроме разочарования. Скукота. Сонное царство. Нам же скучно не было, так как впервые в жизни мы общались с помощью любовной телепатии, боясь раздавить хрупкие еще ростки близости.

Внезапно нас опрокинул и оглушил звонок входной двери. Решив, что это посылка от кого-то из Сашкиных родственников с очередным свадебным подарком, я побежала открывать. Не тут-то было! Вместо обещанного надеждой почтальона на пороге с радостным гиканьем возникла лихая орда друзей. В руках у них был портвейн, а в глазах читалась такая сокрушительная решимость, что я невольно отступила. Наперебой они кинулись целовать и поздравлять меня с днем рождения, сзади по лестнице подтягивались обозы с их миловидными подругами. Через секунду и следа не осталось от нашего с Сашкой интимного уюта. А еще через полчаса в салатных тарелках чернели бычки, магнитофон орал, как пьяный грузчик, а друзья, забыв о виновнице торжества, занялись своими обычными делами: Мишка пел, Костик интеллигентно блевал, Марик «права качал», то есть убеждал очередную избранницу не откладывать на завтра секс, который может быть уже сегодня.

Шустрым, вечно забегающим вперед событий внутренним взором я видела, как дверь за гостями захлопывается, я выгребаю прочь мусор, объедки; в раскрытое окно уплывает запах перегара, табачного дыма, похоти, а вместе с ними и само воспоминание о чужом непрошеном веселье, как внезапно услыхала, вернее догадалась, что где-то там, внутри коммунальных джунглей, уже давно захлебывается истерикой телефонный звонок.

Только благодаря моему противоестественно развившемуся в коммунальных сражениях слуху звук его сумел пробиться ко мне сквозь хмель, усталость и шум взбесившегося зверинца. Пришлось мягко отстраниться от полусонного Сашкиного объятья и на ощупь пробираться сквозь слоистый сигаретный туман и танцующих. Стоило же приоткрыть дверь в полутемный, загроможденный ржавыми велосипедами и тазами коридор, как на меня с удесятеренной силой набросилась его будто из клетки вырвавшаяся трель. Матернув про себя запропастившуюся куда-то бабку, я кинулась к телефону, но потом сменила бег на балетные прыжки, чтобы поймать свое летучее отражение в мутноватом общественном зеркале и с чувственным придыханием сказать в трубку: «Алло?»

В хронически простуженном эфире раздалось сначала тягостное молчание, а потом знакомый, но искалеченный болью голос сказал:

– Лека, это я… Девочка моя…

Нет, конечно же, это была не мама. Маму я навещала всего несколько дней назад, и позвонить из больницы она никак не могла. Однако голос был знакомый, как скрип входной двери в родном доме. Наконец я узнала. Звонила тетя Надя, мамина подруга, с детства заменившая мне толпу не слишком любезных родственников.

Скрыв очередной укус досады, как всегда, с чуть притворным энтузиазмом я ответила: «Теть Надь, у вас все в порядке?» В ответ я услышала, как она молчит, дышит, словно только что пробежала кросс, и сердце мое бухнулось куда-то в ноги.

Наконец она выдавила:

– Лека, ты только не пугайся, это наверняка ошибка, мне только что позвонили, у тебя никто не отвечал… Сказали: «Валя умерла».

– Какая Валя?

Все мгновенно поняв, я инстинктивно заслонилась надеждой, что умерла какая-то наша общая знакомая, но не мама!

– Лека, мужайся…

Недослушав, я отбросила трубку и осела в мягко вспорхнувшую коридорную пыль.

Не знаю, сколько времени я просидела так, силясь унять рвавшиеся наружу рыдания и вздрагивая при каждом новом взрыве хохота из ставшей вдруг непереносимо враждебной комнаты, пока в светлом проеме коридора не показался вытянутый Сашкин силуэт.

– Что с тобой, малыш?

Я сидела на корточках в темном углу, рядом с болтавшейся на шнуре трубкой, откуда навязчиво доносилось:

– Оа, Оа, Оа…

Стуча зубами, я попросила:

– Саш, поговори с ней…

Он послушно взял трубку, а во мне вдруг вспыхнула и ярким светом все озарила надежда, что сейчас он услышит и поймет что-то такое, от чего через секунду мы уже будем смеяться и…

Очень серьезно все выслушав, Сашка заговорил со мной ласково и фальшиво, как ветеринар, делающий укол раздавленной грузовиком собаке.

– Ты не волнуйся, это наверняка ошибка. Этого просто не может быть… Она же была в полном порядке…