Дочки-матери, или Во что играют большие девочки (Сборник)

Но денег у меня всегда меньше, чем вероятных маминых платьев, поэтому я выбирала придирчиво, по сложной системе, которая основывалась на ее рассказах и чужих семейных фотографиях, выцветших настолько, что люди на них будто растворены в вечном июльском солнце, даже те, на которых бобровые шапки и цигейковые воротники. Следовало отыскать единственно верное платье, чтобы я приехала в нем к маме, а она сказала: «Точно в таком я с папой на первое свидание ходила, тридцатого апреля. Только мое синее было».

И был у меня еще один критерий, мой личный: я покупала только те платья, которые показывали красивые девушки. Если на манекене или женщине обычной, я не брала, даже самое подходящее. А вот когда хрупкая брюнетка с белой кожей одной рукой поправляла на тонкой талии широкий пояс, другой убирала от лица кудрявую прядь, я тут же тащила в корзину. Потому что кроме маминых воспоминаний я еще хотела купить чужой красоты.

С тех пор многое изменилось, я теперь выбираю платья не только без прошлого, но и без будущего, шелковые китайские однодневки, которые не переживают даже сильного ветра. Но по-прежнему ищу те, что носят бестелесные девочки с фарфоровыми лицами, бледные куколки нечеловеческой природы, не такие, как я, не такие, как вы, а бесполезные в обычной жизни наброски женщин. Потому что кроме одежды мне еще хочется купить немного бессмертия, которым обладает только прозрачная подложка конфетного фантика, найденная между страниц дедушкиной книги.

Настолько, знаете ли, бессмысленная и мусорная вещь, что не нужна даже времени.

⁂

На Курском забежала в «Фикс-прайс» и лишилась ума, вкуса и совести. Вспомнила, как в детстве потратила цельный рупь в киоске – на карандаши, открытки, стёрки и еще какой-то неведомый мусор, который можно было на эту сумму купить без числа. И мама потом рвала, ломала и выбрасывала мои покупки, потому что ребенок должен был принести хлеба и сдачу вернуть, а не тратить на это всё. Не то чтобы мы бедствовали, просто непорядок. Ее разъяренный вид отучил меня от говношопинга, и это к лучшему, «Али-экспресс» надо мною не властен. Но сегодня я вернулась к райскому состоянию до того скандала и на 461 рубль обрела полное счастье. Разве же не счастье, когда менее чем за десять баксов можно завести себе целое хозяйство: папе крем для усталых ног, мужу тапки, себе кружку, чайник, воды, еще там всякое и сумку с бананом, чтобы все это положить. Заглянешь в нее, и сразу ясно: есть у тебя семья, дом, верное будущее и попить.

⁂

Каждое Восьмое марта я просыпаюсь и думаю: «папа». И на майские, и на ноябрьские. Потому что праздник всегда с тобой, папа, что бы там ни отмечали.

Но особенно, конечно, Восьмое. Я вскакивала утром и босиком, в линялой пижамке, шлепала в большую комнату, открывала дверь и сразу видела низкий журнальный столик, длинный, метра полтора, весь заставленный подарками, которые разделены на три равные части – маме, сестре и мне. Потом произошла долгая счастливая жизнь, в которой меня много любили и много баловали, но полметра подарков больше никто не дарил.

Первомай тоже папин, папа сначала надувал полдюжины разноцветных шариков (я любила большие, традиционной формы, а сарделечные не нравились, но они жили дольше других) – никто, кроме него, не мог сделать это как следует, чтобы шар целиком наполнился воздухом, но не лопнул, хвостик был надежно закручен и веревочка привязана нужной длины. Потом мы шли на демонстрацию, и папа сначала вел меня в кафе-мороженое возле парка – есть пломбир с вареньем из металлических креманок, потом пить молочный коктейль в универсаме и обязательно покупал мне нарциссы. Не для мамы, а именно мне, и пусть они по дороге успевали слегка поломаться, я до сих пор могу почувствовать в ладони их хрустящие влажные стебли.

Когда перебираешь больше сотни старых фотографий, в какой-то момент возникает надежда, кажущаяся не такой уж глупой: вдруг сейчас человек с этих фото как-то сложится и продолжится, зашевелится и заживет. Только присмотрись, повозись подольше с дешевой выцветающей бумагой, и он соберется из множества деталей. У нас с папой и этого нет, из прошлого только две совместные фотографии – где я в ползунках и еще одна, невероятно архаичная, как будто ее сняли лет на пятнадцать раньше. Мы на демонстрации, судя по одежде – ноябрьской. Кажется, это не мое фото, а только его, из его настоящей жизни, а я там вроде плюшевой игрушки – бессмысленная и теплая, в шапке из кролика и вряд ли в своем пальто, скорее, наследство от старшей сестры. Ничего не помню из детства, кроме холода в босых пятках, стола этого, залитого солнцем, льдинок в коктейле, стеблей в руках и еще скрипа голубого воздушного шара, когда украдкой пробуешь на зуб его упругий резиновый бок.

⁂