Дочки-матери, или Во что играют большие девочки (Сборник)

У бабушки было прошлое. Прошлое красивой женщины, с поклонниками, сценической карьерой и прочим. Бабушка несла себя уверенно и победоносно. У матери, унаследовавшей ее красоту, не было этого самоощущения, и поэтому она не могла передать мне эту уверенность в себе – как дать то, чего нет. Это я тоже поняла, когда повзрослела и что-то стала различать в восторженном тумане, сопутствовавшем мне в юности. Не передалось мне и материнской нерассуждающей деятельной доброты – сколько я ее помню, на ней всегда висели старшие родственники, бесконечные дядья и тетки разных степеней родства, мать была им опорой и поддержкой, сиделкой и медсестрой. Зато обе они, и мама и бабушка, были наделены сполна чертами – не скажу что домашних тиранов, нет, тиранство системы light было вполне уравновешено разумной заботливостью и теплом. Да и качества эти были востребованы жизнью и очень удобно с ней совмещались, не доставляя неудобств домашним (скорее наоборот: брать на себя ответственность и принимать решения – тяжкий труд, поэтому, видимо, мужчины нашей семьи никогда не роптали и были благодарны своим женщинам с командирскими замашками). Но авторитарный стиль правления, когда нет сомнения в собственной правоте, когда старшая из женщин знает, что именно нужно младшей (и вообще всем, до кого дотянутся руки: «Зачем ты такую длинную челку отрастила, неудобно же! – Кому неудобно, мама?!»; «А ты ей скажи, что воспитанные девушки так себя не ведут!»; «Тут надо ремонт сделать, а плиту и вовсе переставить! – Кому надо?!» и т. д.), всегда меня ужасно задевал. Я и сейчас готова рефлекторно огрызнуться в ответ на подобное: непроизвольная реакция организма, хотя сейчас-то уж что, все уже все знают про личные границы, о которых в наших коммуналках и не слыхивали. Возможно, этот семейный сценарий и меня когда-то догнал, хотя я честно всю жизнь ему сопротивляюсь.

Пока бабушка была жива, я не испытывала к ней особых чувств, во всяком случае, не испытывала той жаркой любви, которую испытывала к маме, молодой, красивой, быстрой, умеющей заразительно смеяться и даже как бы не замечать вечно стынущих стен деревянного дома, одну раковину с холодной водой на кухне и прочие особенности коммуналки без удобств.

Бабушкино детство и юность пришлись на нормальную жизнь, еще до всех катаклизмов XX века, и эта нормальная жизнь, положенная любому человеку по праву рождения, была основой ее силы. Мама же видела только советский быт, эвакуацию, а потом опять унизительный нищий и убогий советский быт, совсем не способствующий расцвету вечно женственного.

Что же нас объединяет, кроме любви (а это такая непостоянная материя) и кокошника, утерянного атрибута семейных ценностей?

Я не знаю, что запомнится моей Лизе из нашего совместного прошлого и что ее будет согревать в минуты невзгод. Надеюсь, хоть что-то да застрянет. Мне же часто снится мой первый дом, деревянный двухэтажный, во всем великолепии и блеске.

Во сне и наяву я отчетливо вижу эту залитую ярким солнцем бабушкину с дедом красивую комнату с хрустальной люстрой над большим тяжелым столом, два окна с двойными рамами (между ними искрится на солнце вата с блестками) и бабушкино маленькое дамское бюро, на котором я разложила свои сокровища. Принцесса – хрустальная пряжка – под надежной защитой королевских войск, фигурных пуговиц, пуговок и пуговичных изделий, выстроившихся вокруг нее. Враг не пройдет, принцесса поведет войска в сияющее будущее, на голове у нее будет сверкать кокошник. А в руках у нее будет волшебная палочка, та самая, которую все Лизино детство мы с ней искали в разных местах.

Теперь это бюро с зеленым сукном – мой письменный стол, вещи долговечнее людей, и это меня почему-то всегда изумляет.

Мария Игнатьева. Письмо с комментариями [18]

Когда я на 26-м году жизни уехала в Испанию, в Москве я оставила своих домашних – маму и бабушку. Бабушка умерла спустя два года, в 1993 году, и успела написать мне множество писем. Весной 2020 года, сидя в домашнем заточении в связи с коронавирусной пандемией, я взялась перечитать эти письма. Вот одно из них.

Мозжинка, 25 VIII-91