Доктор Безымянный

-- Я вѣрю слову браминовъ и служу имъ преданно, сказала! старуха. Такъ вотъ, идемъ мы дальше, я вдругъ схватываю руку своей госпожи, прижимаю ее къ губамъ и говорю притворно растроганнымъ голосомъ: О моя горячо любимая госпожа, хоть твой больной разумъ не способенъ оцѣнить всю силу моей привязанности къ тебѣ, но все же я отъ души желаю, чтобы прежнее счастье вернулось къ тебѣ! И я стала разсказывать ей вымышленный сонъ, будто бы виденный мною, о томъ, что въ Намидратуръ вернулась ея сестра Анооръ.

Аркабадъ вдругъ злобно заскрежеталъ зубами.

-- Накликала бѣду! злобно прошипѣлъ онъ, эта дѣвушка, что пришла съ незнакомцами,-- Анооръ!

-- Неужели она ускользнула изъ твоихъ рукъ? спросила Гариба.

-- Да, сжимая кулаки, отвѣчалъ браминъ, да, ее спасъ Безымянный, онъ вырвалъ ее изъ яростныхъ волнъ океана, онъ отвратилъ отъ нея кинжалы товарищей "Шивы и Кали"!

При этихъ словахъ старуха вздрогнула и съ испугомъ взглянула на брамина. Тотъ понялъ, что сказалъ лишнее, что этимъ онъ только подчеркнулъ могущество и силу своего противника.

-- Но не бойся, Гариба, поспѣшно добавилъ Аркабадъ, мы одолѣемъ этого дерзкаго иностранца, какъ бы силенъ онъ не былъ! А теперь продолжай.

-- И пока я разсказывала свой сонъ, Наиндра смотрѣла на меня, но взглядъ ея не былъ, по обыкновенію туманный, нѣтъ, въ немъ свѣтилось какое то новое, непонятное для меня выраженіе, и мнѣ показалось, что безумная въ душѣ смѣется надо мной. О, я знаю этотъ презрительный смѣхъ богатыхъ и гордыхъ людей, я чутко угадываю его!

-- Конечно, все это возможно, но такими слабыми признаками мы не убѣдимъ никого. Пока Наиндру считаютъ безумной, она священна въ глазахъ толпы, не менѣе, чѣмъ само божество и гости ея неприкосновенны. Даже браминъ не посмѣетъ употребить явнаго насилія. Это было бы страшнымъ святотатствомъ, за которое онъ былъ бы растерзанъ толпой. Нѣтъ намъ необходимо довести ее до того, чтобы она выдала себя при всѣхъ, чтобы народъ могъ убѣдиться, что она не безумная.

Старуха съ сомнѣніемъ покачала головой.

-- Теперь мы должны разстаться, сказалъ Аркабадъ, но за ужиномъ я хочу прислуживать у стола.

-- Какъ, саибъ, ты хочешь прислуживать какъ слуга?

-- Да, это нужно, я хочу быть принятымъ въ число слугъ Наиндры и ты должна мнѣ это устроить.

-- Слушаю, саибъ, воля твоя будетъ исполнена: я нанимаю и посылаю слугъ по своему усмотрѣнію и безумная даже не замѣчаетъ перемѣны.

-- Такъ-ли? усмѣхнулся Аркабадъ. Ну, иди теперь домой, а я приду позднѣе. Старуха еще не успѣла скрыться въ чащѣ деревьевъ, какъ браминъ сталъ крадучись пробираться къ дворцу Наиндры.

Это было бѣлое зданіе, толстыя стѣны котораго не уступали въ прочности стѣнамъ надежной крѣпости, несмотря на то, что вокругъ зданія тянулись веранды и терассы, легкіе минареты и стройныя колонны. Такъ строились жилища всѣхъ набабовъ въ этой пограничной части Пенджаба, гдѣ постоянно можно ожидать нападенія аджанцевъ. Эти жилища представляютъ собой подобіе укрѣпленныхъ замковъ, но съ виду мало напоминаютъ эти мрачныя средневѣковыя зданія.

Стройныя колонны и воздушные балкончики совершенно скрадываютъ массивность стѣнъ, безчисленныя изваянія и рѣзныя перила, переплетенныя вьющимися растеніями, придаютъ всему общій видъ сказочнаго дворца, сотканнаго изъ золота, кружевъ и цвѣтовъ.

На террасѣ, поддерживаемой двойнымъ рядомъ стройныхъ голубыхъ съ золотомъ колонокъ, въ удобныхъ рѣзныхъ креслахъ полулежала слабоумная и ея гости.

Анооръ жадно смотрѣла на любимую сестру, по которой такъ долго томилась и которую такъ упорно разыскивала.

Нѣжныя, ласковыя слова лились цѣлыми потоками изъ ея устъ, а Наиндра, полузакрывъ глаза, внимала рѣчамъ сестры, какъ дивной музыкѣ, ласкавшей ея слухъ.

-- О, повѣрь, Наиндра! говорила Анооръ, разумъ вернется къ тебѣ, мой господинъ обѣщалъ мнѣ это. И тогда ты узнаешь твою сестру, Анооръ, которая любитъ тебя всей душой. Ты полюбишь Сигаля, пришедшаго сюда издалека, изъ страны, гдѣ всѣ люди свободны, равны между собой и не знаютъ тамъ браминовъ, гдѣ нѣтъ злобы и печали. Тамъ твоя душа сольется съ душой моего господина, котораго я называю своимъ отцомъ, такъ какъ ты Наиндра -- "Поцѣлуй неба", а онъ -- Объ -- Индра -- "благость неба", и взглядъ дѣвушки съ любовью скользнулъ по лицамъ дорогихъ ей людей.

-- "Вотъ это хорошо сказано"! одобрительно замѣтилъ Сигаль.

Безымянный молча слушалъ, а Людовикъ, растянувшись у ногъ слабоумной, лежалъ неподвижно.

Никто не подозрѣвалъ о присутствіи Аркабада, а между тѣмъ онъ стоялъ шагахъ въ 15-ти отъ Наиндры, притаившись за колонной, ловя каждое слово, каждый жестъ этихъ людей и внимательно слѣдя за выраженіемъ лица безумной. Но онъ не прочелъ въ ея прекрасныхъ чертахъ ничего, что-бы дало ему отвѣтъ на его сомнѣнія. Долго стоялъ онъ такъ, неподвижно, какъ темная статуя. Наконецъ онъ сдѣлалъ нетерпѣливый, досадливый жестъ и началъ незамѣтно отступать въ чащу парка. Затѣмъ, сдѣлавъ большой обходъ, онъ вышелъ на дорогу.

II.

Обезкураженный шпіонъ.