Их звали по-разному: барабинские мутанты, черныши, шерстяные, дети Биомола, чернолицые, мохнатые, мохнорылые, медведки. Их история началась в 1969 году, когда КГБ удалось выкрасть американские генетические разработки по созданию суперсолдат, устойчивых к холоду и неблагоприятной климатической среде. Через два года Сенат закрыл американский проект. Но советские его продолжили. После серии конфликтов на советско-китайской границе Политбюро одобрило создание ограниченного контингента спецвойск, способных вести боевые действия в сильные морозы, частые в Северном Китае. В 70-е проект был рассчитан на создание контингента, который мог бы противостоять локальным войнам на советско-китайской границе, угроза которых стала нарастать. Нужны были солдаты, которые смогут безропотно сидеть месяцами в холодных окопах, всегда готовые к рукопашной. Засекреченный проект “ГНЗ[54]
” развивался в двух местах – подмосковном нейробиологическом институте Биомол и в его сибирском филиале. Новых людей выращивали в Сибири, в закрытом поселке Биомол-2 со всеми признаками концлагеря. Выращивали больше мужских особей, но были и женщины. Проект шёл медленно, отходного материала было много, результатов мало. Брежнев смотрел на проект сквозь пальцы, Андропов посетил Биомол-2 в 1982 году и распорядился проект заморозить. Но исследования и опыты продолжались в самом институте. Горбачёв проект “ГНЗ” закрыл окончательно, институт перепрофилировали. Подопытным в Биомоле-2 было объявлено, что взрослые особи мужского и женского пола будут по контракту отправлены на Крайний Север осваивать новые месторождения нефти и газа, а молодые – в специальные детские дома. Сообщение вызвало бунт в поселке. Убив ночью охрану и завладев оружием, подопытные бежали. Лесами они ушли в барабинские болота, благо сырость, тамошние комары и гнус из-за густого волосяного покрова были для них неопасны. Там они укоренились и размножились. Войсковые облавы на них, даже с использованием вертолётов и ВДВ, больших успехов не принесли. Сильные и выносливые мутанты хорошо маскировались, зарывались в землянки, при облавах могли сутками сидеть в болоте, дыша через соломинку, нападали неожиданно и коварно, с солдатами обходясь крайне жестоко, выставляя половые органы убитых солдат на палках. Десантники прозвали их “голомудыми вешками”. В постсоветские времена черныши уединились и крайне редко совершали набеги, после чего власть на них плюнула. Активизировались они после Третьей войны, причём довольно круто, делая быстрые и коварные ночные набеги. Брали в основном горючие материалы, масло, сладости, мёд, крупы, гаджеты и почему-то столяров. Чувствовалось, что за годы болотной жизни они неплохо размножились. Когда их набеги приняли угрожающий характер, президент АР принял решение о тактическом ядерном ударе по барабинским болотам. Двадцатикилотонную бомбу сбросили на болото. На три-четыре года алтайцы и хантымансийцы забыли про чернышей. Трупы жертв проекта “ГНЗ” отправили в этнографический музей, их фотографии разместили в сети. Так Гарин и узнал об их внешности. Стало известно, что после ядерного удара выжившие черныши ушли севернее, в Ханты-Мансийскую Республику, на Алтае их встречали всё реже.И вот – угораздило.
В лесу лошади перешли на шаг, и черныши вдруг запели. Это была даже не песня, а гудение, напоминающее горловое пение монголов. Оно удручало доктора своим однообразием. Лошади шли между тёмных стволов, всадники гудели глухими, утробными голосами, пугая ночных птиц.
– Renyxa… – пробормотал Гарин, облокотился на широкую спину всадника и стал задрёмывать.
“Это как раз про ту лыжню, на которую ступает лыжник, не зная, кто проторил ее, куда и зачем… но ты волей-неволей ступаешь на неё… выбираешь её, а потом наполняешь чужую лыжню идеей своего пути, осмысливаешь… или она тебя втягивает в свой путь? Во всяком случае, сейчас именно так и произошло…”
Доктор задремал.