Доктор Гарин

Перейдя луг, упёрлись в ещё одну заводь. Проплыли по ней, и снова пришлось лошадям тащить челны уже не по лугу, а по болотистой, заросшей сухой травой местности. Чёрная жижа чавкала под ногами Гарина и его похитителей. Он разглядел, что на ногах у них кожаные чулки с подвязанными деревянными подошвами. Вдруг впереди поднялись утки, и сразу же мелькнула на кочках яркая рыжая лиса, видимо решившая здесь поохотиться. Она кинулась прочь. Один из чернолицых быстро скинул с плеча арбалет, прицелился. Раздался мощный, как бы замедленный удар, свистнула стрела, и яркая лисица опрокинулась, вскочила на дыбы и снова упала, забилась в судорогах на сухих кочках. Охотник, кривоного раскачиваясь, побежал к добыче, поднял лису и потряс ею под одобрительные возгласы товарищей.

“Стрелять умеют…”

Лошади доволокли челны до следующей заводи. Спустили на воду, погрузились и поплыли. Камыша здесь было мало, зато встал сухой затопленный лес и стал сгущаться. Мёртвые, сгнившие, треснувшие и обрушившиеся в воду деревья выглядели угнетающе. Их становилось всё больше, но черныши уверенно направляли челны, минуя пни и топляк. Они знали путь. На скулу Гарина сел первый комар. А затем – второй. Гарин прихлопнул их и по нарастающему зуду понял, что вплыли в комариное царство.

“В сосновом бору не было ни одного…” – тоскливо подумал он.

Вид болота с мёртвым лесом подействовал угнетающе. Челны плыли по нему зигзагами.

“В общем, мой путь становится извилист. Прямого не получается”.

Проплыли по мёртвому лесу около часа, солнце встало, озаряя сухие корявые стволы и нечистую, тёмно-зелёную, а местами ржаво-коричневую воду. Черныш с ожерельем вышел на нос челна, приложил ко рту что-то вроде рожка и загудел. Впереди ему ответили. Лошади замотали головами, всхрапнули, одна заржала. И впереди, в мешанине уродливых мёртвых стволов послышалось глухое, словно из-под земли, лошадиное ржание. Проплыли по короткому прямому фарватеру из рухнувших в воду вековых дубов и елей, и Гарин не поверил своим глазам: перед челнами раскинулся удивительный город на болоте, выстроенный из стволов и обломков сухих деревьев с такой незатейливой простотой, словно слабоумный болотный великан, обитатель местных трясин и омутов, решил поразвлечь себя и выстроить местную Венецию, поглядывая на обшарпанную гравюру позапрошлого века. Челны причалили к корявой пристани, где их встречали такие же черныши, с такими же приземисто-кривоногими фигурами и заросшими лицами, в такой же одежде. Прибывшие и встречающие загалдели на своём грубом наречии, лошадей вывели из челнов и повели куда надо, а доктора взяли под руки и поставили на пристани, как диковинную куклу. Встречающие окружили его, стали трогать и перебрасываться насмешливыми репликами. Черныш высыпал на пристань всё имущество Платона Ильича, его расхватали, стали разглядывать. Доктор был уверен, что золотые вещи вызовут главный интерес, но ошибся: обнаружив деревянную копию старомодного айфона, черныши вскричали и загалдели сильней, стали передавать её друг другу. И слово “оморот” повисло в воздухе. Его стали повторять, передавая поделку и разглядывая её.

– Оморот! Оморот! – бормотали черныши.

Их толпа раздвинулась, и они притихли. Подошёл черныш с двумя каменными ожерельями на шее. Ему сразу отдали найденный деревянный айфон.

– Бо дорава оморот ыша? – спросил черныш.

Его глаза не были азиатскими, но внутренняя сторона век была розовой и без ресниц, как у всех чернышей.

– Я не понимаю, – ответил доктор, глядя в чёрное лицо.

Из-за широкого плеча черныша выглянуло… белое лицо. Это было так неожиданно, что доктор открыл рот. Но быстро понял, что это не обычное лицо, а лицо черныша-альбиноса: волосяной покров его был белый, тёмно-синие глаза с розоватыми зрачками смотрели на доктора.

– Ты сам делать это? – спросил альбинос женским голосом.

– Нет. Нашёл по дороге.

– Где?

– В заброшенной деревне.

– Далеко отсюда?

– Далеко. На другом берегу Оби.

Женщина-альбинос перевела слова Гарина. Её белая шерсть, круглая голова, полное лицо и широкая шея напомнили доктору детёныша нерпы. Ростом она была чуть поменьше чернышей-мужчин.

“Где-то у них тут и женщины… чернышат рожают… или альбиносок…”

– Траваух оморот ыша? – спросил двухожерельный.

– Зачем делал оморот? – перевела альбиноска.

– Я не делал его, а нашёл в деревне. Я не умею делать такие вещи. Я доктор, – ответил Платон Ильич, задыхаясь от вони, идущей изо ртов окруживших его чернышей.

Альбиноска перевела.

– Зачем врёшь нам? – продолжали допытываться они.

– Я не вру! – выкрикнул Гарин, теряя терпение. – На кой чёрт мне этот оморот?!

– Бороуш ака аарту! – прорычал двухожерельный, угрожающе придвигаясь к Гарину.

Доктор ответил двухожерельному тяжёлым взглядом.