– Ты, умняга, заткнись, – толкнул толстяка узкоплечий рыжебородый мужчина с измождённым лицом и полузаплывшим глазом. – По Оби пароходом шёл?
– Лодкой своей плыл, причалил.
– Как Барнаул?
– Там война. Обстрелы, бомбёжки. Еле ноги унёс.
– А вы и вправду доктор? – спросил седобородый и седовласый, широколицый, спокойный человек в очках.
– Да, я врач.
– Доктор, ядрён-батон? – удивлённо переспросил пучеглазый. – А я услышал – повар!
– Ты, Сидор, всегда не то слышишь, – заговорил чернобородый человек с клиновидным умным лицом. – Друзья, давайте, во-первых, поприветствуем нового товарища по чернышевскому несчастью.
Он наклонил голову:
– С прибытием вас, доктор…?
– Гарин Платон Ильич.
– Доктор Гарин. Стало быть, Платон. У нас тут все по именам, – продолжил чернобородый. – Я Павел, этот бурчало – Сидор, это Пётр, те двое – Саша и Миша, этот патриарх – Антон, рядом с ним – Герка, Витька…
– А я – Митька! – вставил вихрастый сосед Гарина и засмеялся.
Некоторые скупо улыбнулись.
– Добро пожаловать, доктор, за третий русский стол. По-чернышевски – нор. Вы его наконец закрыли.
– Как?
– Все столы – по десять столяров. В нашем место пустовало.
– Теперь не пустует! – усмехнулся Митька.
– Ясно. Добрый день… – запоздало кивнул всем Гарин и вдруг задержался взглядом на деревянном клине со знакомыми гранями, который шлифовал вихрастый.
– Это же… FF40?! – воскликнул Гарин.
– Точно так! – ощерился щербатым ртом парень. – У вас такой?
– Да, был такой уже полтора года.
– У моей жены тоже FF40, – заговорил круглолицый, короткошеий Саша. – Классная машина, ни в чём не откажет.
– Сороковые эфки
– Да, с мокротой плоховато, – согласился Саша. – Ну, так нам с Олей это не очень нужно… было…
Гарин стал разглядывать деревяшки в руках других. Это были копии разных смартфонов. И он вспомнил найденный в деревне деревянный старомодный айфон.
– И что… это и есть ваша работа?
– Теперь, доктор, не только наша, но и ваша, – улыбнулся Павел, и все засмеялись. – Вот, берите и шлифуйте.
– Послушайте, а сколько вы уже здесь?
Ответы посыпались разные:
– Сорок пять дней. Полмесяца. Три недели. Месяц и три дня. Сорок дней. Двенадцать дней. Восемнадцать дней. Тоже восемнадцать. Девять дней.
– Гарэ нороп! – раздался грозный окрик из угла, и смех тут же стих.
Все принялись за свои деревяшки. Гарину сунули овальную деревяшку и кусок наждачной бумаги. К столу вперевалку подошёл толстый черныш с заплывшей шеей. Лицо его было как-то особенно чёрным от густой шерсти.
– Гарэ нороп! – прохрипел он, уставившись на Гарина.
Тот вертел в руках объект своего нового труда.
– Работай, работай… – шепнул ему Митька.
Но Гарин, как человек обстоятельный, не понимал, с чего начать. Он открыл рот, чтобы спросить, но вдруг толстяк-черныш ударил доктора деревянным молотком по голове.
Гарин вскрикнул от боли.
– Гарэ нороп! – проревел толстяк, занося молоток.
Гарин стал неумело чистить деревяшку наждаком. Толстяк постоял и, поигрывая молотком, двинулся вдоль столов.
– Работать надо, доктор, – произнёс Павел. – А то будут шишки.
– Но я же не умею это…
– Научим, – спокойно произнёс седоволосый. – Мы тоже не все столяры.
– Только я! – буркнул длинноносый Миша.
Он резал стамеской свой деревянный смартик.
– Я, например, коновал, – продолжал Павел. – Петя – молочник, Сашка – бухгалтер, Антон у нас это… по книжкам, Герка – этот… ну…
– Параклитчик, – подсказал тот.
– Точно! Витька с Митькой – рыбали.
– А я сторож монастырский! – с гордой обидой пробурчал пучеглазый Сидор.
– А я доктор, – болезненно усмехнулся Гарин, потирая голову. – Так, будьте любезны, объясните мне смысл и технологию этой работы?
– Насчёт смысла – мы не в курсах. – Павел шлифовал свой полукруглый деревянный айфон. – А технология простая: нам дают оригинал, мы режем девять… теперь, стало быть, десять копий, по-ихнему – оморот. Потом оморот шлифуем, обрабатываем, чтобы были похожи на оригинал. Миша контролирует.
– Контролирую, – буркнул Миша, кивнув носом. – Жёстко.
– Норма – одна копия в три дня, – продолжал Павел. – Не шибко много.
– Работа нетяжёлая, доктор, – вставил Пётр.
– Прямо скажем – лёгкая работёнка, – вставил Митька. – Мы уж намастачились.
– Альбинка сказала, что вся работа по изготовлению оморота – ровно два месяца. Если хорошо её сделаем – отпустят. А если плохо сделаем – убьют.
– Гарэ нороп! Гарэ нороп!! – раздался в цеху рёв в берестяной рупор, и послышались удары деревянного молотка.
– Этот гад любит киянкой драться, – прошептал Митька.
– Наел себе брюхо, сволочь, – пробормотал Витька.
– Послушайте. – Гарин пригляделся к деревяшкам в руках у сидящих. – Вы сказали: десять одинаковых копий. Но у вас эти смарты все разные.
– Это брак, доктор, – пояснил Павел. – Вернули.
– Переделываем, доделываем, – пояснил Миша.
– Возвращают, что им не нравится, вот и дрочим, – усмехнулся Герка.
– Завтра новый оригинал выдадут.
– Понятно, – кивнул Гарин.
Некоторое время работали молча. Но Гарин был полон вопросов.
– Ну а всё-таки, зачем они это делают?
Никто не торопился с ответом. Девятеро тёрли свои деревяшки.