Гарин наблюдал всё это сквозь затянутое противокомарной сеткой окошко.
“Радикально…”
– Смерть жизни не сестра, но мачеха, – произнёс он и закурил сигарету.
Альбина разрешила ему курить в своем “кабинете”.
Ночные дискуссии в бараке прекратились. Обречённость сделала людей вялыми, малоподвижными, озлобленными и неразговорчивыми. За столами работали молча, изредка бурча или переругиваясь.
Август прошёл угрюмо и однообразно. Пленники резали и шлифовали деревянные смартфоны, доктор лечил, надсмотрщики рычали и били, черныши совершали свои ночные набеги, гнус кусал, болото воняло, лягушки верещали. В упо случились два покойника: от сердечного приступа умер монгол, а молодой кудрявый алтайский крестьянин удавился ночью на рукаве своей робы. Тела их поглотила трясина.
Осознанная обречённость пробудила недуги в телах заключённых. Жара, укусы кровососов и болотные испарения порождали незаживающие зудящие ранки; расчёсываемые зэками, они превращались в язвы. Медикаментов не хватало. Не хватало и инструментов.
– Мне нужно много всего для лечения, понимаешь? – втолковывал доктор альбиноске.
Она сперва не понимала, потом поняла. И однажды утром после завтрака подошла к доктору:
– Идти со мной.
Дожевывая вяленую козлятину, Гарин двинулся за Альбиной. Она провела его через помещение охранников, открыла дверцу и ступила на бревенчатую гать, ведущую к другим корявым домам. Гарин шёл за ней. Они миновали несколько домовищ, где ели и что-то громко обсуждали черныши, пролезли сквозь несколько закутов с тесно сваленными каменными и деревянными орудиями труда, ступили на широкую гать и через угрожающие, уродливые ворота вошли в городище чернышей.
Гарин глянул и обомлел. Здесь было на что посмотреть. В утреннем болотном тумане, прорезаемом солнечными лучами, раскинулся бесконечный, уходящий до горизонта город-муравейник. Тут всё топорщилось корягами и пнями, торчало во все стороны, громоздилось и лепилось. Колонны сухих деревьев прорастали сквозь эту невероятную мешанину, подчеркивая её архаическую мощь. В гигантском муравейнике кипела жизнь. Сотни, тысячи чернышей что-то делали внутри и снаружи своих жилищ, блеяли козы, стучало и скрипело, двигались челны и плоты, где-то внутри ржали лошади, что-то сгружали и несли, прятали, тащили и громоздили на пристанях. Дымы поднимались над домовищами, пахло не только болотом, но и едой, скотиной и очагом.
– Вавилон… – пробормотал доктор, остановившись.
– Идти! – пихнула его Альбина.
Он двинулся за нею. Они пошли по широкой, фантастически неровной городской улице, полной всякой всячины. Глаза Гарина не успевали всё разглядеть и понять: это было грозное торжество другой цивилизации, грубой, предельно витальной и мощной в своей самодостаточности. Мелькали мохнатые лица чернышей, кривоногих, приземистых, одинаково одетых. Кожаные обтяжные штаны их лоснились; горожане были заняты своими делами, никто не слонялся, не стоял, все двигались, как муравьи, длинные, сильные руки их хватали, несли, тёрли, били, рвали и мяли. Заметив доктора, некоторые что-то вопросительно бурчали Альбине, она кратко отвечала, повторяя слово “докатор”. Было ясно, что Альбину знают все.
“Да и как не знать белую ворону!”
Она свернула с центральной улицы и подошла к разлапистому домовищу с маленькими частыми окошками-прорехами. Дверь была заложена корявой, суковатой задвижкой. Альбина сняла её, распахнула дверь и скомандовала:
– Идти туда!
Гарин ступил внутрь. Там было сумрачно и… пахло человеческим! Гарин с наслаждением втянул в себя этот родной запах и пригляделся. Домовище являлось не чем иным, как складом всевозможных человеческих вещей. Наваленные большими кучами, они громоздились от пола до потолка. Приблизившись к одной, Гарин выпучил глаза и оторопело наклонился. Кучу составляло всё, что захватывали черныши во время ночных налётов: рюкзаки, дорожные сумки и чемоданы, самокаты, кошельки, шапки, шляпы, всевозможная одежда и обувь. Все чемоданы и сумки были раскрыты, содержимое виднелось в кучах: зубные щётки, ключи, бутылки с напитками, журналы, книги, живые картинки, даже старая картина в глубокой раме, куклы и электронные игрушки, дроны, печенье, конфеты, ножницы, костыль, венецианская маска, голова андроида, ёлочные игрушки, шахматы, косметика, боксёрская перчатка, детская юла, пепельница, подушка, настольная лампа, книга.
У Гарина разбежались глаза.
– Искать, что надо! – приказала Альбина.
– Мне… нужно время. Здесь много всего.
– Сколько время тебе?
– Я не знаю… много! Я должен найти важные инструменты.
“Господи, только бы здесь остаться…”
– Сколько время тебе? – Сапфировые глазки буравили Гарина.
– Много, много! – почти выкрикнул он, тряхнув бородой, и пенсне слетело с носа, закачалось на цепочке.
– Хорошо.