Доктор Гарин

– Мне ли не помнить! Я тогда, как мама, мирила правых и левых.

– После известных событий Зелёного Июля стали возрождаться Burschenschaften[43]. В университете их было целых три. Я вступил в одно. Дуэли на шраперах. Удары тока в лицо с кончика рапиры, ожоги довольно сильные. С обожжёнными лицами мы гордо шли на лекции. Признаться, я совершенно не мог научиться фехтовать, но тем не менее дрался на дуэлях, как велела мода. Глупость, бесшабашность. Морда дурака сияла ожогами. Мои девушки целовали их…

– Счастливые… – прошептала Маша в стакан.

– Потом я повздорил с одним студентом из-за барышни на университетском балу. Драться я тоже не умел, однако умудрился во время потасовки сломать ему руку. Меня выгнали. Я вернулся в родной Питер. Отец мой был человеком суровым, да и времена тогда были не сладкие: новая монархия, после Постсовка всё в России кроилось заново, многое шло под нож. Были введены сословия, телесные наказания, цензура, реформа устной речи, мундиры в учреждениях, каторга по образцу XIX века, ну и новое дворянство, естественно. Отец отказал мне в содержании. Но два университетских года в Берлине зачлись, я поступил на третий курс питерского медфака и окончил его. Чтобы не умереть с голоду, работал санитаром, и даже в морге. Мыл трупы. Там, кстати, хорошо платили. А потом я уехал из Петербурга в глухую русскую провинцию и стал уездным врачом доктором Гариным. Вот так.

– Вы хотели рассказать о любви к довоенному Берлину, – напомнила Ангела.

– Простите, заболтался! Так вот, довоенный Берлин. Es ist unvergeßlich[44]. Мы, студенты, тогда перемещались на самокатах – они потеснили велосипеды ещё раньше, а когда я приехал, это был расцвет всевозможной, как бы сказать поточней…

– Самокатности? – подсказала Маша.

– Genau! Мы, наши подружки, преподаватели – все перемещались на колесиках. Профессора покупали дорогие ботинки-самокаты и катили на них в университет с рюкзачками за спинами. У одной профессорши были роскошные белые ботинки-самокаты с белыми колесами. Она молодилась, носила шорты вместо юбки, заводила романы со студентами и студентками.

– Где вы любили гулять и отдыхать, доктор? – спросила Ангела.

– Тиргартен! Огромный, всегда распахнутый своими вековыми деревьями, полянами с голыми людьми и собаками, лесными кафе. В Тиргартене со мной произошёл курьёзный случай. Однажды я, тоже решив позагорать голым, разделся, прилёг на полотенце с айпадом и погрузился в чтение известного тогда…

В это время в баре раздался грозный боевой клич алтайских нацгвардейцев: “Ото-ото!”[45], и все обернулись. В бар ввалилась шумная полупьяная компания солдат. Гарин тоже обернулся, прервав рассказ. Гвардейцев было шесть человек, с ними три девушки и ещё странного вида человек – одутловатый, в рваной, засаленной одежде с землистым, как бы смятым лицом и глубоко запавшими глазами.

– Зомби! – воскликнула Маша, разглядев одутловатого. – Бармен! Вы разрешаете сюда заходить зомби?

– Мы его знаем, он дезактивирован, – ответил тот.

Компания, не найдя мест за столиками, подвалила к бару, бесцеремонно распихивая стоящих. Послышались негодующие возгласы, и тут же раздалась оплеуха.

Бармен прикрикнул на пришедших.

Они поутихли, заказали напитки. Девушки их были пьяны, и одна непрерывно хохотала. Мужчина, сидевший неподалёку от Гарина, слез со своего стула и отошёл со стаканом пива в руке. Зомби, стоявший столбом в кругу галдящих гвардейцев, сдвинулся с места, еле переставляя ноги, добрёл до стула и кособоко, неловко присел на него. Лицо его напоминало земляной пласт, глаза темнели провалами.

– Привет, Байкал! – обратился к нему бармен.

Нижняя часть лица зомби разошлась широкой тёмной щелью, из которой буквально выполз глухой нутряной ответный звук. В широком рту у зомби не было зубов. Гарин знал, что дезактивация зомби, ставшая популярной лет пять тому назад в некоторых западносибирских и азиатских странах, предполагала не только замену крови и введение dez4000, но и удаление зубов и выросших когтей с ногтевыми сумками. Когда Байкал положил руку на стойку, стало видно, что пальцы у него без ногтей.

– Тебе как всегда? – спросил бармен зомби.

Тот ответно прогудел.

– Что ж, мне, вероятно, пора, – очнулась Ангела.

– Вам стоит отдохнуть, – кивнул Гарин. – У вас была операция.

– Благодарю вас, доктор. Вы всегда очень добры. Это так прекрасно.

Она взяла руку Гарина, наклонилась и приложилась к ней огромными влажными губами.

– Ну что вы, Ангела! – смутился тот. – Мы проводим вас…

– Нет-нет. Я возьму извозчика, так лучше. У меня теперь куча денег! Да! И сегодня я вас приглашаю! Бармен!

– Ангела, это невозможно…

– Возможно, доктор, очень возможно.

– Я не позволю.

– Не спорьте со мной, бесполезно.

Ангела заплатила, дав бармену солидные чаевые. Он поклонился ей.

– Следующий ужин за мной! – угрожающе прорычал Гарин, целуя ей руку. – Мы проводим вас.

– Ни в коем случае! Оставайтесь сидеть, пожалуйста. Вы так это красиво делаете!

– Но будьте осторожны, пожалуйста. Маша, закажите Ангеле кайзерскую карету!

Маша достала свой смартик и вызвала экипаж.