– По-моему, они все такие, – высказала свое мнение леди Арабелла, очевидно желая напомнить невестке, что порода дикарей распространена и свирепствует в Западном Барсетшире ничуть не меньше, чем в восточной части графства.
Однако на это раз сквайр не проявил в борьбе обычного упорства. Между ним и сыном, несомненно, состоялся разговор, в результате которого было принято решение, что Фрэнк на две недели отправится в замок Курси.
– Понимаешь, нельзя с ними ссориться без крайней на то необходимости, тем более что рано или поздно поехать все равно придется.
– Да, наверное. Но если бы ты знал, отец, какую скуку предстоит пережить!
– Поверь, знаю! – отозвался Грешем.
– Там должна появиться какая-то мисс Данстейбл. Ты что-нибудь о ней слышал?
– Нет, никогда.
– Это девушка, чей отец изготавливал мазь или нечто в этом роде.
– Ах да, точно! Ливанская мазь! В Лондоне этот товар широко рекламировали. Но вот уже год, как все стихло.
– Потому что отец умер. Должно быть, теперь мазью занимается сама мисс Данстейбл. Во всяком случае, ей достались все деньги. Интересно, что собой представляет золотая особа.
– Наверное, тебе стоит съездить и посмотреть собственными глазами, – решил отец, начав понимать, почему две леди так старались увезти мальчика в замок Курси именно сейчас.
В результате Фрэнк упаковал свою лучшую одежду, нежно взглянул на прощание на нового черного жеребца, дал конюху Питеру специальные подробные указания по уходу и выездке, а затем влился в горделивый кортеж, чтобы проследовать через все графство из Грешемсбери в замок Курси.
– Очень, очень рад, – заключил сквайр, услышав о согласии сэра Роджера Скатчерда предоставить очередную ссуду. – Он выдвигает более выгодные условия, чем все остальные. До чего же надоело постоянно заботиться о деньгах!
Чувствуя, что на время трудности отступили, а давление мелких долгов уменьшилось, мистер Грешем откинулся на спинку кресла так, словно ощутил полное и нерушимое спокойствие. Можно сказать, испытал уверенность в завтрашнем дне.
Как часто случается, что на пути к катастрофе человек обманывает себя подобной необоснованной уверенностью! Например, отдает на растерзание половину существующей собственности. Хорошо бы еще своей, но ведь лишает собственности детей! С бездумной легкостью подписывает бумаги, обрекая самого себя и домашних на нищету, но зато избавляется от множества небольших, но раздражающих и лишающих покоя забот, а потому чувствует себя так, как будто фортуна обошлась с ним едва ли не благосклонно.
Доктор испытывал глубокое недовольство оттого, что сумел добиться нового займа, и с удивлением увидел, насколько быстро и легко сквайр освоился с новой зависимостью.
– Учтите, что отныне давление на вас со стороны Скатчерда станет очень ощутимым, – проворчал он раздраженно.
Мистер Грешем сразу прочитал промелькнувшие в сознании друга опасения и спросил:
– Но что же еще мне остается? Неужели из-за нескольких тысяч фунтов допустить, чтобы дочь потеряла шанс на замужество? Во всяком случае, пристрою хотя бы одну. Вот, взгляните на письмо Моффата.
Доктор взял листок и начал читать длинное, многословное, дурно изложенное послание. Влюбленный джентльмен с восторгом говорил о пламенном чувстве к мисс Грешем, но в то же время признавался – точнее, клялся, – что враждебная жестокость финансового положения не позволяет появиться у свадебного алтаря до тех пор, пока шесть тысяч фунтов в твердой валюте не будут уплачены его банкиру.
– Возможно, ничего страшного не произошло, – вздохнул сквайр, – но в мое время джентльмены не имели обыкновения пугать друг друга подобными письмами.
Доктор пожал плечами, поскольку не представлял, насколько далеко можно зайти в разговоре с давним другом сквайром в неодобрении его будущего зятя.
– Полагая, что Моффат удовлетворится и успокоится, я ответил, что заплачу нужную сумму. Что же, по-моему, Августе он нравится, и дочь мечтает о свадьбе. В ином случае написал бы такую отповедь, что жених наверняка бы испугался.
– Какими средствами располагает мистер Моффат? – осведомился Торн.
– О, вполне достаточными. Лучшего и желать невозможно: тысяча фунтов годовых и дом для жены в Уимблдоне. Все просто замечательно. Но зачем же так откровенно лгать, Торн? Катается в деньгах как сыр в масле и в то же время говорит об этой нищенской сумме так, словно не может без нее жить.
– Если бы мне позволили высказать свое мнение… – начал Торн.
– Да? – живо отозвался сквайр, серьезно глядя на друга.
– То я бы осмелился сделать вывод, что Моффат сам пытается пойти на попятную.
– О, невозможно! Совершенно немыслимо! Во-первых, он изо всех сил добивался благосклонности Августы. Во-вторых, для него этот брак крайне важен в социальном смысле. И наконец, он ни за что не отважится отказаться от помолвки, потому что зависит от графа Де Курси в отношении места в парламенте.
– А если потеряет желанное место?
– Полагаю, не стоит всерьез бояться отрицательного исхода выборов. Скатчерд, конечно, отличный парень, но вряд ли жители Барчестера дружно его поддержат.