– Кто сказал, что вы должны ее обеспечить? – Доктор резко повернулся к дядюшке-сопернику. – И кто сказал, что она должна принадлежать вам? Она не станет для вас обузой, а рассказал я о ней только для того, чтобы по незнанию вы не оставили ей свои деньги. Она и без того прилично обеспечена. То есть довольна жизнью и не желает большего. Вовсе незачем о ней заботиться.
– Но если это действительно дитя Мэри – истинное дитя моей сестры, то непременно позабочусь. Кто же еще обязан это сделать? Для меня она ничуть не хуже других племянников – тех, что живут в Америке. Какое мне дело до чистоты крови и до того, что племянница рождена вне брака? То есть, конечно, если она порядочная девушка. Мэри получила какое-нибудь образование? Научилась читать, писать и все такое прочее?
В эту минуту доктор Торн почти смертельно возненавидел друга-баронета. Подумать только: этот грубый дикарь – потому что сэр Роджер таковым и оставался – рассуждал на своем низменном языке об ангеле, подарившем дому в Грешемсбери свет и радость настоящего рая, говорил о Мэри едва ли не как о своей собственности и с сомнением интересовался образованием и добродетелями. Доктор вспомнил занятия итальянским и французским языками, увлечение музыкой, изящные благородные манеры, книги, приятное общение с Пейшенс Ориел и теплую, искреннюю дружбу с Беатрис Грешем, подумал о грации, обаянии и мягкой, ненавязчивой красоте племянницы и, еще острее возненавидев сэра Роджера Скатчерда, взглянул на него с отвращением, словно на грязного борова.
Наконец сознание сэра Роджера прояснилось. Он понял, что на последний вопрос доктор Торн так и не ответил. Понял и то, что собеседник охвачен глубокими переживаниями. Почему же разговор о дочке Мэри Скатчерд так живо его взволновал? Сэр Роджер никогда не бывал в доме доктора в Грешемсбери, никогда не видел вторую Мэри, но слышал, что с ним живет молодая родственница. И вот на кровать подрядчика снизошел свет истины.
Он упрекнул доктора в излишней гордости: сказал, что девушка не может носить фамилию Торн. А что, если на самом деле было именно так? Что, если в это самое время она греется у камина доктора?
– Ну же, Торн, какую фамилию вы дали воспитаннице? Скажите. И поверьте: если окажется, что она носит вашу фамилию, стану уважать вас еще больше, чем прежде. Гораздо больше. Не забывайте, что я тоже довожусь ей родным дядей и имею право знать все. Итак, наша общая племянница – Мэри Торн. Верно?
Доктору не хватило твердости и решимости отвергнуть предположение, и он просто ответил:
– Да, так ее зовут, и она живет со мной.
– А еще тесно общается со всеми важными персонами из Грешемсбери. Как же, доводилось об этом слышать!
– Мэри Торн живет со мной и принадлежит мне, как родная дочь.
– Пусть переедет сюда. Леди Скатчерд обрадуется и больше не отпустит от себя новую родственницу. Пусть живет с нами. А что до завещания, то составлю другое. Я…
– Да, составьте другое завещание… или внесите изменения в это. Но что касается переезда мисс Торн в Боксал-Хилл…
– Что? Мэри! И только так!
– Хорошо, Мэри. Так вот, что касается переезда Мэри Торн в Боксал-Хилл… боюсь, это невозможно. У девочки не может быть двух домов. Судьба назначила ей жизнь с одним дядей, и она должна с ним остаться.
– Не хотите ли сказать, что девочка может иметь только одного родственника?
– Да. Такого, как я. Здесь ей будет плохо. Она не любит новых лиц. К тому же вокруг вас достаточно близких, зависимых людей, а у меня, кроме нее, никого нет.
– Достаточно! У меня есть только Луи Филипп, в то время как я могу обеспечить дюжину дочерей.
– Ну-ну, не стоит бесполезно рассуждать на опасную тему.
– Ах вот как! Но, Торн, вы только что рассказали мне о племяннице, и я не могу о ней не рассуждать. Если хотели сохранить тайну, то незачем было признаваться. Мэри доводится племянницей мне в той же степени, что и вам. Да, Торн, я любил сестру Мэри ничуть не меньше, чем вы любили брата Генри.
Тот, кто сейчас видел подрядчика и слышал его речь, вряд ли поверил бы, что это тот же самый человек, который всего лишь несколько часов назад велел засунуть барчестерского доктора под струю холодной воды.
– У вас есть сын, Скатчерд, а у меня нет никого, кроме племянницы.
– Не хочу отбирать ее у вас. Не хочу присваивать. Но ведь оттого, что Мэри нас навестит, большого вреда не будет? Не забывайте, что я могу щедро ее обеспечить, без ущерба для Луи Филиппа. Что для меня каких-то десять-пятнадцать тысяч фунтов? Да, помните об этом.