– Только посмотрите на наш город, – горестно продолжил старик. – На улицах растет трава: разве это хорошо? Скажу вам, сэр, что часами стою возле ворот гостиницы и почти всегда с открытыми глазами. Вижу всех, кто входит в магазины и из них выходит. Так вот, никто не входит и не выходит: разве это хорошо? А посмотрите на омнибус! Будь я проклят… – В этой точке красноречие моего друга достигло кульминационной точки. – Будь я проклят, если хозяин зарабатывает на нем на подковы для своих лошадей! Да, будь… я… проклят!
Призывая на собственную голову небесную кару, конюх заговорил очень медленно, раздельно, приседая и одновременно размахивая правой рукой, прежде чем произнести слово. А закончив тираду, сосредоточил взор на земле и указал пальцем вниз, словно отмечая место исполнения наказания в том случае, если оно все-таки свершится, и, не дожидаясь завершения разговора, меланхолично побрел прочь, в сторону пустой, никому не нужной конюшни.
Ах, мой друг! Мой бедный хромой друг! Незачем рассказывать тебе о Ливерпуле и Манчестере, о великолепии Глазго с его стремительно богатеющими банками; о Лондоне с тремя миллионами населения; о великом благе, приносимом коммерцией родной стране! Что значит для тебя коммерция, если она не затрагивает разбитой, почти бесполезной западной дороги? Тебе не осталось ничего другого, кроме как отойти в сторону за ненадобностью, – тебе и многим из нас в эти дни процветания, о мой печальный, никому не нужный, покинутый Господом и людьми друг!
Замок Курси, несомненно, выглядел весьма унылым, и во время прошлых визитов Фрэнк Грешем успел заметить, что внешний вид сооружения полностью соответствует внутренней сущности. Он очень редко заставал дома графа, а поскольку с детства испытывал особую неприязнь к властной тетушке-графине, то, возможно, оттого еще меньше любил замок. Сейчас, однако, народу ожидалось больше, чем Фрэнку доводилось видеть когда-нибудь прежде. Граф должен был остаться дома. Поговаривали, хотя с почтительным сомнением, о кратком визите – всего лишь на день-другой – герцога Омниума, а также надеялись на приезд старшего сына – лорда Порлока. Одним из гостей должен был стать мистер Моффат, сосредоточенный на грядущих выборах и, хочется верить, на грядущем семейном блаженстве. И наконец, предстояло явление таинственной и величественной мисс Данстейбл.
К сожалению, скоро выяснилось, что все эти знатные персоны не порадуют немедленным присутствием.
– Если мисс Данстейбл все равно здесь не будет, значит, можно на три-четыре дня вернуться в Грешемсбери, – наивно заявил Фрэнк тетушке, тем самым явственно дав понять, что рассматривает поездку исключительно как деловую.
Однако графиня аргумента не приняла. Заполучив наследника, она не собиралась позволить ему вернуться в сети интриг мисс Торн или – что еще хуже – поступить в полное ее распоряжение.
– Крайне важно, – возразила графиня Де Курси, – чтобы ты провел здесь несколько дней один. Так мисс Данстейбл увидит, что в замке ты чувствуешь себя своим.
Фрэнк объяснения не понял, однако не нашел сил оказать сопротивление и, как мог, утешился житейскими рассуждениями достопочтенного Джорджа и спортивными наклонностями достопочтенного Джона.
Из важных персон первым прибыл мистер Моффат. Прежде Фрэнк никогда не встречался с будущим зятем, а потому знакомство представило некоторый – пусть и небольшой – интерес. Мистер Моффат вошел в гостиную в ту самую минуту, когда дамы собрались подняться наверх, чтобы переодеться к обеду, и Фрэнк случайно тоже оказался в комнате. Поскольку рядом никого, кроме сестры и двух кузин, не было, он ожидал, что жених и невеста тотчас бросятся друг другу в объятия, но мистер Моффат сдержал порыв, а Августа, судя по всему, нисколько не возражала против скромности манер.
Мистер Моффат предстал приятным элегантным человеком выше среднего роста. Если бы выражение лица читалось более определенно, то можно было бы назвать его красивым. Прекрасно выглядели тщательно причесанные темные волосы в сочетании с маленькими черными бакенбардами и маленькими черными усиками. Сапоги отличались великолепным качеством, а руки удивляли редкой белизной. Бережно сжав пальцы Августы, он слегка улыбнулся и выразил надежду, что со времени последней встречи здоровье ее не пошатнулось, а потом мимолетно коснулся ладоней леди Александрины и леди Маргаретты.
– Мистер Моффат, позвольте познакомить вас с моим братом, – предложила Августа.
– Очень, очень рад, – ответил тот, опять вытянул руку, позволив ладони бегло скользнуть сквозь ладонь Фрэнка, и заговорил приятным успокаивающим голосом: – Леди Арабелла чувствует себя хорошо? А сквайр и ваши сестры? Погода стоит очень теплая, не правда ли? Поверьте, в городе по-настоящему жарко.
«Надеюсь, Августе он нравится, – сказал себе Фрэнк, рассуждая точно так же, как недавно отец. – Но для влюбленного и обрученного человека выглядит и ведет себя как-то странно». Ах, Фрэнк! Бедняга! Другой, более примитивно устроенный человек в подобных обстоятельствах – а иногда даже и в других – бросился бы целоваться.