Все это казалось замечательной и вполне разумной идеей, пока в столовую не вошел сержант, который спросил полковника, где можно найти такого-то лейтенанта. Полковник в ответ посмотрел на него с плохо скрываемым пренебрежением и рявкнул: «Разве ты не видишь, что я разговариваю здесь с важной персоной? Разве ты не знаешь, что нельзя прерывать меня, когда я ем? А теперь убирайся с моих глаз!» Затем он продолжил свои наставления мне тем же назидательным тоном, что и раньше.
Мой учебный курс был рассчитан на шесть месяцев, однако через восемь недель я получил от руководства АНК телеграмму с настоятельной просьбой возвращаться домой. Вооруженная борьба в стране обострялась, и лидеры АНК считали необходимым, чтобы руководитель «Умконто ве сизве» в этот непростой период был на месте.
Полковник Тадессе быстро договорился о том, чтобы я вылетел рейсом «Эфиопских авиалиний» в Хартум. Перед моим отъездом он преподнес мне подарок: автоматический пистолет и двести патронов к нему. Я был признателен полковнику и за пистолет, и за его наставления. Должен признаться, что, несмотря на марш-броски, мне показалось утомительным таскать с собой всю эту амуницию. Даже один патрон был на удивление увесистым, тащить же на себе боекомплект в двести патронов было все равно что нести на спине маленького ребенка.
В Хартуме меня встретил сотрудник «Британских авиалиний», который сообщил, что мой стыковочный рейс в Дар-эс-Салам отправится лишь на следующий день, поэтому «Британские авиалинии» взяли на себя смелость забронировать мне номер в самом роскошном отеле в городе. Я, конечно, предпочел бы остановиться в менее заметном отеле третьего класса.
Когда меня высадили у отеля, мне пришлось пройти через длинную и элегантную веранду отеля, где сидели и выпивали несколько десятков белых. Дело происходило задолго до металлодетекторов и проверок на безопасность, и я нес свой пистолет в кобуре под курткой, а двести патронов были обернуты вокруг пояса моих брюк. Кроме того, у меня с собой было несколько тысяч фунтов наличными. Меня не покидало чувство, что все эти хорошо одетые белые обладали рентгеновским зрением и понимали, что меня можно арестовать в любой момент. Тем не менее швейцар благополучно сопроводил меня, и я, оказавшись на месте, заказал обслуживание в номер. Должен отметить, что даже звуки шагов официантов заставляли меня нервничать.
Из Хартума я отправился в Дар-эс-Салам, где приветствовал первую группу из двадцати одного новобранца формирований «Умконто ве сизве», которые направлялись в Эфиопию для прохождения военной подготовки. Это был момент особой гордости для меня, потому что эти люди добровольно вызвались служить в армии, которую я пытался создать. Они рисковали своими жизнями в битве, которая являлась только самым началом нашей вооруженной борьбы. Это были наши первые солдаты, молодые люди, в основном из городов, гордые и полные решимости. Мы организовали прощальный ужин: в мою честь зарезали козу, и я рассказал им о своей поездке, особо отметил для них необходимость соблюдения дисциплины, потому что они являлись представителями южноафриканского движения за свободу. Я также подчеркнул, что военная подготовка должна идти рука об руку с политическим образованием, поскольку революция – это не просто ведение огня по врагам, ее цель – создание честного и справедливого общества. Это был первый раз, когда меня приветствовали мои собственные солдаты.
Президент Танганьики Джулиус Ньерере предоставил мне частный самолет до Мбеи, откуда я отправился в Лобаце. Пилот, однако, сообщил мне, что мы приземлимся в Канье. Это обеспокоило меня, поскольку были непонятны причины изменения первоначального плана. В Канье меня встретили местный магистрат и сотрудник службы безопасности, оба – белые. Магистрат подошел ко мне и спросил, как меня зовут. «Дэвид Моцамайи», – ответил я. «Нет, – настаивал он, – мне необходимо знать ваше настоящее имя». Я вновь повторил: «Дэвид Моцамайи». Магистрат тогда сказал: «Пожалуйста, назовите мне свое настоящее имя, потому что мне дано указание встретиться здесь с мистером Манделой и оказать ему помощь в его дальнейшей поездке. Если вы не мистер Нельсон Мандела, боюсь, я буду вынужден арестовать вас, потому что у вас нет разрешения на въезд в страну. Итак, вы – Нельсон Мандела?»