Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Несколько дней спустя Винни получила разрешение навестить меня. Она принарядилась и теперь (по крайней мере, на первый взгляд) выглядела менее мрачной, чем раньше. Она принесла мне новую пару дорогих пижам и прелестное шелковое платье, более подходящее для салона красоты, чем для тюрьмы. У меня не хватило духу сказать ей, что для меня совершенно неуместно носить в тюрьме такие вещи. Однако я знал, что эта передача явилась для нее способом выразить любовь ко мне и залогом поддержки меня. Я поблагодарил ее, и, хотя у нас было не так много времени, мы быстро обсудили семейные вопросы, особенно то, как она будет теперь содержать себя и наших детей. Я упомянул имена друзей, которые могли бы ей помочь, а также моих клиентов, которые все еще были должны мне некоторые суммы за ведение их дел. Я попросил ее, чтобы она рассказала нашим детям правду о моем аресте и о том, что меня еще долго не будет с ними. Я сказал, что мы не первая семья, оказавшаяся в такой ситуации, и что те, кто прошел через такие трудности, вышли из нее более сильными. Я заверил ее в силе нашего движения, верности наших друзей и в том, что ее любовь и преданность помогут мне пережить все, что бы ни случилось. Полицейский, наблюдавший за нашей встречей, закрыл глаза на то, что мы, не сдерживая эмоций, обнялись и прижались друг к другу так сильно, словно это было нашим последним свиданием. В некотором смысле так оно и было, потому что нам предстояло расстаться на гораздо более длительный срок, чем любой из нас мог тогда себе представить. Уорент-офицер позволил мне сопровождать Винни часть ее пути, пока она шла к главным воротам, а потом наблюдать за тем, как она, одинокая и гордая, исчезает за углом.

50

В тюрьме «Форт» меня курировал полковник Миннаар, учтивый африканер, которого его более жесткие коллеги считали кем-то вроде либерала. Он объяснил, что помещает меня в тюремную больницу, потому что это самое удобное для меня место: у меня будут стул и стол для того, чтобы подготовиться к своему судебному процессу. Хотя больница была, действительно, удобной (я, например, мог спать на нормальной кровати, с чем раньше в тюрьме никогда не встречался), истинная причина его доброты заключалась в том, что больница являлась объектом с усиленной охраной. Чтобы попасть ко мне, нужно было вначале преодолеть две неприступные, хорошо охраняемые внешние стены, а оказавшись непосредственно на территории больницы, пройти еще систему из четырех массивных запираемых ворот. В средствах массовой информации систематически появлялись статьи о том, что освободительное движение собирается освободить меня, и власти делали все возможное, чтобы предотвратить это.

Кроме того, в прессе, а также в рядах Африканского национального конгресса циркулировали слухи, что меня предал кто-то из членов движения. Я слышал, что некоторые обвиняли Г. Р. Найду, у которого я поселился в Дурбане, однако сам я считал это предположение необоснованным. Пресса выдвигала идею о том, что меня предали белые и индийские коммунисты, которых якобы серьезно встревожили мои намерения переориентировать АНК на сближение с африканистами. Я, однако, полагал, что все эти истории были намеренно вброшены в медийное пространство правительством, чтобы посеять раздор между участниками Альянса Конгресса. Позже я обсуждал этот вопрос не только с Уолтером Сисулу, Думой Нокве, Джо Слово и Ахмедом Катрадой, но и с Винни, и мне было приятно видеть, что они разделяют мои мысли на этот счет. Винни пригласили выступить на открытии ежегодной конференции Индийского молодежного конгресса провинции Трансвааль, и по моей подсказке она в своем выступлении решительно опровергла эти слухи. Газеты были полны публикаций о ее красоте и ораторском искусстве. «Мы не собираемся тратить время на поиски доказательств того, кто предал Манделу, – заявила она аудитории. – Такая пропаганда рассчитана на то, чтобы спровоцировать раздор в наших рядах и отвлечь нас от задачи сплочения для борьбы с националистическим угнетением».

Наиболее часто в прессе приводилась история о том, что якобы сотрудник американского консульства, имеющий связи с ЦРУ, передал властям информацию обо мне. Однако эта история никогда никем не была подтверждена, и я никогда не видел никаких достоверных доказательств ее правдивости. Хотя ЦРУ несет ответственность за многие достойные презрения действия в поддержку американского империализма, я не имею права бездоказательно возлагать на эту организацию ответственность за свой арест. По правде говоря, я сам виноват в том, что недостаточно строго соблюдал тайну своих передвижений. Раздумывая об этом уже спустя некоторое время, я понял, что у властей могло быть множество способов обнаружить меня во время моей поездки в Дурбан. Было даже удивительно, что они не схватили меня гораздо раньше.