Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Мы коротко попозировали для фотографа, пожимая друг другу руки, а затем устроились за длинным столом. Здесь к нам присоединились Коби Коэтси, генерал Виллемс и Нил Барнард. Подали чай, и мы начали беседу. С самого начала она была похожа на живой и интересный урок, а не на напряженный политический спор. Мы обсуждали не столько те вопросы, ради которых наша встреча была организована, сколько историю и культуру Южной Африки. Я упомянул, что недавно прочитал в журнале «Африкаанс» статью о восстании африканеров в 1914 году и о том, как повстанцы успешно занимали города в бывшем Оранжевом Свободном государстве. Я сказал, что рассматривал нашу освободительную борьбу как аналог этого знаменитого восстания, и мы довольно долго обсуждали этот исторический эпизод. История Южной Африки, безусловно, для чернокожего африканца выглядит совсем по-другому, чем для белого человека. По мнению белых, упомянутое восстание являлось конфликтом между братьями по расе, тогда как наша борьба носила революционный характер. Я в этой связи высказал предположение, что нашу освободительную борьбу также можно рассматривать как конфликт между братьями, у которых разный цвет кожи.

Наша встреча продолжалась не более получаса, и до самого конца она носила дружеский и непринужденный характер. В завершение я решил все же поднять один серьезный вопрос. Я обратился к Питеру Боте с просьбой безоговорочно освободить всех политических заключенных, включая меня самого. Это был, пожалуй, единственный напряженный момент в ходе нашей беседы. Президент ответил мне: «Боюсь, я не смогу этого сделать».

После этого мы кратко обсудили, что нам следует говорить, если информация об этой встрече просочится наружу. Мы быстро составили вежливое заявление о том, что мы встретились за чашкой чая, стремясь оказать содействие обеспечению мира в стране. Когда этот момент был согласован, Питер Бота поднялся и пожал мне руку со словами, что ему было приятно со мной познакомиться. То же самое, со своей стороны, мог сказать и я. Я поблагодарил его, и меня увезли тем же путем, каким и привезли сюда.

Хотя состоявшуюся встречу нельзя считать прорывом с точки зрения организации переговорного процесса между Африканским национальным конгрессом и правительством, она все же имела определенный смысл. Питер Бота давно говорил о необходимости перейти Рубикон, но он никогда сам не двигался в этом направлении до утра 5 июля 1989 года. Как я понимал, теперь пути назад не было.

Чуть больше месяца спустя, в августе 1989 года, Питер Бота выступил по национальному телевидению и объявил о своей отставке с поста президента страны. В странно бессвязной прощальной речи он обвинил членов кабинета министров в зло употреблении доверием, в игнорировании его указаний и в том, что они играют на руку Африканскому национальному конгрессу. На следующий день Фредерик де Клерк был приведен к присяге в качестве исполняющего обязанности президента и подтвердил свою приверженность реформам и переменам в стране.

Для нас Фредерик де Клерк являлся загадкой. Когда он стал председателем Национальной партии, он казался квинтэссенцией партийного лидера, не больше и не меньше. В его прошлом не было ни малейшего намека на возможную склонность к реформам. В свою бытность министром образования он делал все возможное, чтобы не допустить чернокожих африканцев в университеты, предназначенные для белых студентов. Когда он возглавил Национальную партию, я начал следить за его деятельностью очень внимательно. Я читал все его речи, слушал его выступления – и начал понимать, что он разительно отличался от своего предшественника. Его следовало считать не идеологом, а прагматиком, который считал перемены в стране необходимыми и неизбежными. В тот день, когда он был приведен к присяге в качестве президента, я написал ему письмо с просьбой о нашей встрече.

В своей инаугурационной речи Фредерик де Клерк заявил, что его правительство привержено делу мира и что оно готово вести переговоры с любой другой организацией, также приверженной ему. Он подтвердил свои слова сразу же после своей инаугурации, продемонстрировав новую позицию в отношении Кейптаунского марша мира, запланированного в знак протеста против жестоких действий полиции. Его должны были возглавить архиепископ Десмонд Туту и преподобный Аллан Босак. При президенте Питере Боте это мероприятие было бы запрещено, участники шествия нарушили бы этот запрет, и это привело бы к новому всплеску насилия. Однако новый президент выполнил свое обещание смягчить ограничения на политические мероприятия и разрешил проведение марша, обратившись с единственной просьбой, чтобы шествие носило мирный характер. У руля власти в стране теперь находился новый руководитель.

98