В тот день у меня было не так много возможностей осмотреть достопримечательности острова, поскольку я немедленно встретился с теми, кто протестовал против предложения правительства об амнистии. Они утверждали, что выйдут из тюрьмы только после победы на поле боя, а не за столом переговоров. Они эмоционально выступали против решения, которое предполагало, что они должны были перечислить все свои преступления и правонарушения (то есть, по существу, признаться в их совершении), прежде чем получить освобождение от ответственности. Они обвинили руководство АНК в отступлении от требования Харарской декларации о безусловной и всеобъемлющей амнистии, охватывающей политических заключенных и политических эмигрантов. Один из заключенных сказал мне: «Мадиба, я всю свою жизнь боролся с правительством – а теперь я должен просить у него прощения!»
Я хорошо понимал этих заключенных, но их требования были нереалистичны. Каждый солдат хотел бы победить своего врага на поле боя, но в данном случае такая победа являлась недосягаемой. Теперь борьба шла как раз за столом переговоров. Я попытался убедить их в том, что, оставаясь в тюрьме, они лишали себя возможности продвигать дело освобождения дальше. Они могли бы принести больше пользы на воле, чем в тюремных стенах. В конце концов, они согласились принять предложение правительства.
В начале июня 1990 года я должен был отправиться в шестинедельную поездку по Европе и Северной Америке. Перед отъездом я встретился наедине с президентом Фредериком де Клерком, который хотел обсудить со мной вопрос о международных санкциях, введенных против режима апартеида. Приведя в пример те изменения, которые благодаря его усилиям произошли последнее время в Южной Африке, он попросил меня оказать содействие в прекращении призывов к продолжению международных санкций. Хотя мы помнили о том, что сделал Фредерик де Клерк для нормализации внутриполитической ситуации, на наш взгляд, санкции оставались самым эффективным рычагом давления, чтобы заставить его сделать еще больше в этой области. Я знал, что европейское сообщество и Соединенные Штаты были склонны ослабить санкции, учитывая реформы нового президента Южной Африки. Я объяснил Фредерику де Клерку, что мы не можем просить наших союзников ослабить санкции до тех пор, пока он полностью не ликвидирует систему апартеида и не сформирует переходное правительство. Хотя он был разочарован моим ответом, он не был удивлен им.
На первом этапе нашей поездки мы с Винни оказались в Париже, где нас весьма торжественно встретили президент Франции Франсуа Миттеран и его очаровательная жена Даниэль, давняя сторонница Африканского национального конгресса.
Я уже совершал поездки на европейский материк, но продолжал восхищаться красотами Старого Света. Хотя я не хочу преуменьшать своего впечатления от Парижа, «города огней», все же самым важным событием, которое произошло, пока я находился во Франции, стало объявление правительством Южной Африки о приостановке действия чрезвычайного положения в стране. Безусловно, я был крайне рад, хотя и хорошо понимал, что южноафриканские власти предприняли данный шаг, когда я совершал поездку по Европе, чтобы ослабить воздействие моего призыва к продолжению международных санкций.
После остановок в Швейцарии, Италии и Нидерландах я отправился в Англию, где провел два дня в гостях у Оливера Тамбо и Аделаиды. Моей следующей остановкой были Соединенные Штаты, однако я собирался на обратном пути в Южную Африку еще раз посетить Англию, чтобы встретиться с Маргарет Тэтчер. Я из вежливости позвонил ей перед отъездом в США, и она прочитала мне строгую, но в целом доброжелательную лекцию: она подчеркнула, что следит за моими поездками и отмечает для себя, сколько мероприятий я посещаю каждый день. «Мистер Мандела, прежде чем мы обсудим какие-либо вопросы, – заявила она, – я должна предупредить, что у вас слишком плотный график. Вам следует наполовину сократить его. Даже мужчине вдвое моложе вас было бы трудно выдерживать такой темп. Если вы будете продолжать в том же духе, вы рискуете не вернуться из Америки живым. Такой мой вам совет».
Я впервые прочел о Нью-Йорке, когда был еще совсем юным, и вот, наконец, я смог увидеть его огромные каньоны из стекла и бетона. От миллиона рекламных экранов с бегущей строкой просто захватывало дух. Сообщалось, что за нашей поездкой по городу следило около миллиона человек, и видеть ту поддержку, которую они с энтузиазмом демонстрировали нашей борьбе с апартеидом, было поистине замечательно. Я всегда считал, что Нью-Йорк – это место не для людей с чувствительным и нежным сердцем, но в свой первый день в городе я ощутил прямо противоположное.