Долгая история (СИ)

Юра, на эти слова обернувшийся к ней, тут же отвернулся, ощутив, как кровь мгновенно бросилась ему в лицо. Досадуя на себя и всё ещё не в состоянии отделаться от мерзкого чувства неловкости — а ещё гадливости к тому, что он вообще находится в этой комнате, — он потёр тыльной стороной ладони щеку.

Поколебавшись, Бейбарсов схватил ту бледно-розовую пару, ленты на которой выглядели наиболее потрепанными, и сунул под куртку. Затем захлопнул нижний ящик, открыл верхний и, не глядя, через кровать подал теперь расхаживавшей в одном нижнем белье Оле. Та накинула тонкий разрисованный золотыми рыбками халат, но даже его не запахнула, теребя один край подола. Рыбки, тревожно дёргая оранжевыми хвостами, расплылись с того места.

— Ну всё, пока! — Юра, набравшись духу, быстро стрельнул на Тарабарову глазами и устремился к двери.

Тарабарова растеряно открыла рот, так и не выпустив край халата. Она ждала совсем не такой его реакции. Выражение её лица было настолько жалким, что Юре захотелось остаться только чтоб её больше не расстраивать. Поэтому он устремился к выходу ещё быстрее.

— Хорошо погуляли же, да? Ты нормальная… в смысле, хорошая! В смысле… Поздно уже. Спокойной ночи! — отстрелявшись этими фразами уже с порога, он буквально выскочил из Олиной комнаты и почувствовал колоссальное облегчение, когда дверь за ним громко стукнулась о косяк, закрывшись.

— Фу-у-ух! Да катись это всё в Тартар!

— Не зарекайся! А то мало ли, где мы с такими темпами закончим.

Сашка, обняв себя руками, стояла посреди коридора и явно его здесь поджидала. Другая одежда, отсутствие макияжа и растрепанная причёска — всё говорило о том, что сестра вернулась из подземелий уже довольно давно. При виде её худой, укутанной в зимние вещи фигуры, змеящихся поверх куртки тёмных кос и усталого лица в душе у Юры сразу потеплело, и терпеть себя в данную минуту стало легче. На протяжении всего сегодняшнего вечера ему ощутимо не хватало её рядом.

Что-то в лице Сашки дрогнуло, когда Юра вышел из комнаты Тарабаровой, и он знал, что она испытала в точности то же чувство. Бейбарсова укололо подозрение: ей-то с чего? Случилось что-то, о чём он не знал?

— Стащил? — сестра, беспокойно сжав и разжав пальцы на своём плече, выжидающе уставилась на него.

Они быстро отошли за угол коридора, где Юра возле трещащего искрами факела полез под куртку и передал ей свою добычу. Сашка, распутав ленты, с любопытством рассматривала пуанты, даже сунув в один из них руку.

— Не понимаю: и на что они ей сдались? — медленно покачала она головой, явно имея в виду не Тарабарову.

— Да всё равно. Избавиться бы от них только побыстрее — смотреть тошно! — Юра поджал губы.

Сашка хмуро хлопнула ободранными подошвами Олиных балетных туфель друг о друга.

— А чем ты там так долго занимался?

— Ничем! — сердито буркнул брат, уловив в её голосе собственные знакомые нотки ревности.

— А, ну если это сейчас так называется…

Юра, забрав у сестры пуанты и перехватив взгляд точно таких же яблочно-зелёных, тускло поблёскивающих в полутьме ночного коридора глаз, серьёзно посмотрел на неё. Взгляд этот говорил: «Ты же знаешь».

Сашка, конечно, знала.

— Как у тебя сегодня прошло? — негромко спросил Юра, снова возвращаясь к тревожащему его впечатлению недосказанности между ними.

— Невесело, — коротко ответила она, устало растирая лицо ладонями. — Поняла сегодня, почему мама с папой никогда не отмечают Четырнадцатое. Тошнотворный праздничек лицемерия и жалких попыток реанимировать уже давно протухшие отношения — совсем не для них!

Сашка, держа пуанты Тарабаровой за ленты, качнула ими в воздухе.

— …Хочешь сбагрить эти штуки прямо сегодня? — без паузы спросила она, сворачивая с предыдущей темы быстрее, чем брат успел её развить.

Юра мрачно посмотрел на неё, давая понять, что это не прошло незамеченным. Но Сашка, смежив веки, боднула лбом его плечо, и Юра оставил её в покое. Он понял: что-то случилось сегодня, что-то неприятное, глубоко расстроившее её. И как бы он не хотел уничтожить это что-то, голыми руками разодрать на мелкие кусочки, оградить её — до тех пор, пока она не пришла с этим к нему, пока не жаловалась и не хныкала, она могла разобраться со своей проблемой сама. Это Софья с детства была той, кто по всем поводам привыкла бегать за помощью к отцу. Сашка была той, кто молчала до последнего, а затем шла к брату, куда реже — к маме. Юра помнил случай — ещё давно, им было восемь или что-то около того — когда он полночи уговаривал Сашку рассказать родителям о болевшей весь вечер ноге, потому что не знал, как это вылечить, и в итоге сам ушёл будить их (за что Сашка на него страшно обиделась). Оказался вывих лодыжки — накануне она неудачно спрыгнула с ограждающего двор забора, — и маме понадобились всего-то две минуты и одно аптечное заклинание, чтоб всё прошло.

— А что? — мысленно отворачиваясь от этого воспоминания, как отворачивался всегда от подсознательно беспокоящих его вещей, на которые он не мог повлиять, заинтересовался Юра.