Должники

Вадима спасла чужая слабость. Сопливый подонок в последнее мгновение, видно, дрогнул, и лезвие скользнуло в паре сантиметров от сердца. Окажись удар решительнее и сильнее, один бы отправился на тот свет, другая – на нары с непреходящим чувством вины, а третья исчезла бы навсегда, прокляв этот город и всех в нем живущих. К счастью, ничего подобного не случилось. Вонючая камера с баландой и красавчик-следователь с садистской ухмылкой, дежурства в больнице, где Вадим боролся со смертью за жизнь, черные круги под глазами его жены, стойкой и преданной, как оловянный солдатик из сказки, -- все теперь

называлось «прошлым». В настоящем перед Тоней сидела счастливая молодая женщина и с аппетитом, какому можно лишь позавидовать, уплетала выпечку бабы Дуси. Довольная жизнью будущая мама, кому не хватало чуть больше пары недель, чтобы стать настоящей. Сейчас они попьют чаю со смородиновым листом, потом хозяйка проводит гостью к троллейбусной остановке, заберет на обратном пути сына из детского сада, а когда в доме станет темно и тихо, включит настольную лампу, выдвинет верхний ящик серванта, достанет почтовый конверт со снегирем на заснеженной ветке в верхнем левом углу.

Она знала одностраничный текст наизусть. Девушка-снайпер свое слово сдержала: спустя неделю после вокзальной встречи пришло письмо, адресованное Ареновой Антонине. Крупные буквы, четко выстроенные в шеренги по линейкам конверта, обещали адресату победу. И адресат не мог не поверить.

Тогда она вскрывала конверт без ножа. Бережно отрывала заклеенный уголок, точно боялась причинить боль бумаге. А развернув лист, вырванный из школьной тетради в клетку, ощутила внезапно такую слабость, что не будь рядом стула, тут же опустилась бы на пол.

Смысл сообщения неизвестного Михаила дошел не сразу. То ли отправитель не умел ясно формулировать мысли, то ли получатель оказался неумелым чтецом, но перечитывать пришлось трижды. Буквы, такие четкие и дисциплинированные снаружи, внутри учинили полный разгром. Били по глазам, разбегались, прятались в каком-то тумане, таща за собой запятые и точки, коверкали суть, которая и без того никак не хотела открыться. Пришлось встать, умыться холодной водой, ужаснуться отражению в зеркале, несколько раз сделать глубокий вдох-выдох и только потом вернуться к письму.

Второе прочтение, не дробимое делимым сознанием, кое-как связало слова и суть: Саша бежал из плена, но оказался в госпитале. Вопросы посыпались сразу, как булыжники из кузова самосвала, и каждый причинял боль. Куда? Почему? В каком? Чтобы найти вразумительные ответы, необходимо было понять, что хаос устроили не чужие слова и буквы, а ее собственное нетерпение, подгоняемое жаждой сразу все уяснить. Она стала внимательно вчитываться в текст, боясь пропустить любой письменный знак, будь то даже ошибочная запятая.

Главным оставалось, конечно, то, что ее муж  жив. Жили его глаза, руки, мысли, надежды, мечты – все, что делало живой и ее. Михаил писал: Аренов – человек высшей пробы, подобных ему во всей стране – по пальцам пересчитать. Как они оба оказались в плену – не объяснял. Упомянул только, что теперь знает, где на земле – ад. План побега разработал Аренов. Бежали вдвоем. Добирались до своих долго, недели две. Шли горными тропами, выбирая самые узкие и крутые. Однажды чуть не напоролись на «духов». Спасла змея, растянувшаяся поперек тропы: украла минуты – подарила жизнь. Не задержись они на эти минуты, столкнулись бы нос к носу с душманской бандой. Последние дни пришлось туговато. Особенно Саше, который тащил на себе Михаила с разбитыми в кровь ногами и сломанной лодыжкой. Как дошли до блокпоста, Михаил не помнит, потому что от истощения, жажды и боли часто терял сознание, а потом и совсем впал в беспамятство. Очнулся на госпитальной койке. Саша навещал его пару раз, в третий пришел проститься. На все вопросы отвечал: »Нормально». А под конец весело подмигнул и сказал: »Держись, старик, прорвемся!» И ушел. Больше Михаил его никогда не видел. О том, что Тоня жива и в Краснодаре узнал от Анны, с которой одно время вместе воевал в Афгане. Они случайно столкнулись на Казанском вокзале, оба оказавшись в Москве проездом. Сам Аренов о жене не рассказывал, однажды только обмолвился, что дороже Антонины для него человека не было, нет и, похоже, не будет. В «P.S.» Михаил приписал: «Вы можете своим мужем гордиться».

Вот и все. Хорошо, что на конверте есть место для обратного адреса, и Михаил послушно его туда вписал. Потому что Тоне очень многое надо еще узнать. Откуда они брали силы во время побега? Чем питались? Где находили воду? Как Саша перенес переход? Как он выглядит? Почему Михаил вернулся, а про ее мужа до сих пор ничего неизвестно? И пусть такие вопросы могут показаться наивными, для нее они очень важны. Тоня уже написала письмо, теперь надо ждать ответ. А ждать Аренова может. Верить и ждать – только это. До той самой минуты, когда раздастся звонок и откроется дверь, за которой обязательно будет стоять самый лучший, единственно нужный ей человек.