Дом для меня

– И часто такое с вами?

Лер неопределенно кивнул. Он и не помнил, как его голова оказалась на чужих коленях, а сухие, длинные пальцы, скрывшись в густоте волос, массировали затылок. Через пятнадцать минут пришел доктор, Лер удивился его появлению и скорости, а вот Васильцев вместо приветствия сухо бросил: «Вы задержались». Доктор извинился, поздоровался с Лером и, выждав, когда объяснения, что с ним все нормально и это просто недоразумение, закончатся, оборванные короткой фразой Васильцева: «Валерий, давай не будем тратить время доктора, просто ответь на его вопросы», продолжил осмотр.

Лер смутился, хотя, возможно, по нему это было и не заметно, и, извинившись, принялся отвечать на вопросы. Павел Петрович, так звали доктора, о чем-то посовещался с Васильцевым и ушел. Мужчина вернулся с новой чашкой свежего чая и, сев напротив, принялся пытать Лера о его отношениях с Самсоном. Лер мялся, пытался уклончиво отвечать, но в итоге вывалил все как есть, в том числе и причину их расставания. Мужчина кивал и продолжал спрашивать, как Лер к этому относится, как он бы хотел, чтобы было. Лер запинался и путался, он сам не знал, чего в итоге хотел и какое планировал будущее, если бы Самсон повел себя как полагается в идеале.

– То есть ты не планируешь задерживаться в Москве?

– Нет.

– А чем собираешься заниматься дальше?

– Музыкой.

– Думаешь, музыкой ты заработаешь?

– Заработать я всегда могу электриком. – Лер беззаботно пожал плечами. – У меня есть некоторые сбережения, дом достроен… Я, в принципе, здесь уже задержался…

– Из-за Самсона?

– И из-за него в том числе. – Лер обхватил себя за плечи и сжал руки до белых костяшек, он всегда был слишком обязательным и предупредительным во всем, что касалось ответственности в работе.

– А еще из-за кого?

– Из-за Жанны… Мы неплохо сработались за это время, нам обоим комфортно в таком формате, другой вопрос, что мне это не очень нужно, но у меня нет детей, семьи и родителей, к которым нужно вернуться, поэтому пока я здесь.

– Ты сирота?

Васильцев слегка приподнял брови, демонстрируя едва заметную эмоцию удивления, вообще он выглядел заинтересованным, потому, наверное, вопросы не прекращались, хотя девочки, которые с ним «сотрудничали», говорили, что он относился к ним как к мебели: безразлично и использовал только по назначению: либо в постели, либо под руку на каком-нибудь фуршете.

– Можно сказать и так… – Лер отвел взгляд, надеясь, что этого ответа будет достаточно, но ошибся.

– Твои родители живы?

– Наверное… – Лер плотно сжал губы, лицо знакомо каменело, загоняя эмоции внутрь, в самую глубину.

– Они тебя бросили?

Лер неопределенно пожал плечами. Вообще он не знал, как это назвать, бросили или нет, эмоции к родителям были заперты где-то очень глубоко, и он их почти не чувствовал, но и говорить о них не желал, потому что вопреки его желанию воспоминания о них на поверхность поднимали и эмоции.

– Меня воспитывали дед с бабушкой, они дали больше, чем могли бы дать родители, поэтому все сложилось наилучшим образом.

Они еще немного поговорили, а потом Дмитрий Александрович попросил сыграть ему что-нибудь, и Лер с радостью отвлекся на прекрасный инструмент, стоящий в соседней комнате. После нескольких партий мужчина прервал его и, не говоря ни слова, принялся раздевать. Лер закаменел, причем настолько, что даже скрыть это не вышло, но мужчина, видя это, продолжал расстегивать пуговицы на его джемпере, смотря прямо в глаза, и во всем этом сквозил выбор, который Лер должен был осознать и принять именно сейчас. Он не будет ждать, не даст ему времени на душевные метания, если Лер остается, то отдается ему здесь и сейчас, без всяких возможных переменных.

Лер стоял соляным столбом, не смея шелохнуться, он бы хотел уйти, хотел бы не продолжать, но не смел двинуться с места, ноги словно приросли. Его альтернатива не спеша стянула с его плеч джемпер, огладила его бледные скулы и заставила выпустить из плена закушенную губу. Как-то разом накатило осознание, что все это действительно не игрушки, они сейчас лягут в постель, и этот незнакомый по сути человек возьмет его. А ведь Лер готовился, прежде чем прийти сюда, и телесно был готов, а вот психологически – нет. Хотя и знал, на что шел, но не чувствовал, будто до этой минуты все было ненастоящим. Какие-то планы и маневры, ходы и уловки… Он будто и не думал о том, что будет испытывать в момент, когда его наконец начнут раздевать, но будучи до конца откровенным, хотел поступить нечестно.

Лер хотел спрятаться за чужой спиной и при возможности сбежать, вдруг получилось бы, вдруг Самсону оказалось бы достаточно информации о том, на кого Лер переключился, и он бы бросил свои грязные манипуляции, но Лер и не думал, что заплатить за это придется так скоро, и заплатит он не только телом, как планировал, но и душой, она, оказывается, привязана к телу, и это именно она сейчас окаменела, а не тело. Возможно, Лер бы ушел, отбросил раздевающие его руки, если бы сам был честен, но он не был, потому сам и виноват.