Сегодня ночью принимали важный груз, и спать почти не довелось, наверное, поэтому мозги в полудреме сгенерировали слащавую картину коленопреклоненного рыцаря с дивным букетом роз в стальных рукавицах. Чтобы отогнать навязчивое видение, Ладынину пришлось принять ледяной душ, пробиравший до самых пяток. В сердцах он обозвал себя престарелым ловеласом и постарался выкинуть глупости из головы. В самом деле, что может быть смешнее волокиты с лысой макушкой и мешками под глазами? Вот если бы он смог снова стать лейтенантом, а Варвара студенткой…
На миг Ладынину стало жалко потраченных лет, в которые они могли бы быть вместе, но тут же подумалось, что тогда в его судьбе не случилось бы Африки – проклинаемой и любимой, а были бы домашние тапочки, подмосковная дача и малогабаритная квартира где-нибудь в Выхино, поближе к воинской части. Жена гонялась бы за коврами и хрусталем, часами обсуждая с подругами, где в магазине выкинули дефицит и в какой парикмахерской у мастера легкая рука, и он никогда бы не узнал, что его не любят, а терпят ради зарплаты и должности.
От такой перспективы у Ладынина заныли зубы, словно он глотнул ложку уксуса. Здесь, в Анголе, он чувствовал себя нужным, а значит, счастливым, и, кроме того, здесь была Варвара Юрьевна – женщина потрясающей души и силы.
За розами порцелана он собрался где-то через месяц, в самый разгар африканской зимы, когда властвуют касимбо – густые туманы, плотным колпаком накрывающие бетон взлетной полосы. По утрам самолеты взлетали как в молоке, и лишь к полудню ветер с моря слегка расчищал видимость от нулевой до удовлетворительной.
Лететь предстояло в городок Уиже в Институт кофе, на северо-западе Анголы. Ладынин прикинул, что за сутки успеет обернуться туда и обратно, с тем чтобы на следующий день преподнести Варваре свежий букет. Ради оправдания он выдумал для себя инспекцию аэродрома.
«Главное – аэродром в Уиже, а личное уже потом», – сердито уламывал он сам себя, боясь нарушить равновесие одиночества, осевшее в душе давно и прочно.
Полтора часа лету до цели Ладынин крепко проспал и, когда выгрузился на взлетную полосу, чувствовал себя если не отдохнувшим, то вполне пригодным к дальнейшей жизни.
За годы войны окраины Уиже – города на северо-западе Анголы – превратились в огромные помойки, смердящие гнилью и падалью. Истекая из куч мусора, липкий смрад щипал глаза, заставляя беспрестанно моргать и чихать. По обеим сторонам дороги стояли пустые коробки одноэтажных вилл с пустыми проемами разбитых окон. Двери в домах тоже отсутствовали, и с дороги насквозь проглядывались закопченные стены в мокрых разводах пятен от плесени.
Водопровод не работает, фасады единичных уцелевших зданий обшарпаны, кое-где по штукатурке тянутся следы от пуль.
– И как только здесь живет население, а, товарищ полковник? – сказал Ладынину шофер Петя, резко выворачивая баранку вправо. Уазик тряхнуло, и, пролетев колесом мимо одной ямы, он прочно сел брюхом в глубокую лужу зеленоватой жижи.
– Товарищ полковник, я не нарочно, – с виноватым видом заныл Петя, – кто же знал, что здесь так глубоко.
Угадывая, что последует за остановкой, Ладынин глянул на него с бешенством:
– Сейчас тебе небо с овчинку покажется!
Кажущийся безлюдным поселок вдруг ожил. Со всех сторон к машине бежали дети. Сверкая на солнце гладкими темными животами, они толкались, подпрыгивали и кричали, кричали, кричали, заполняя собой все пространство улицы. Негритят было так много, что шофер Петя замер в ступоре. Он служил в Африке недавно и еще не проникся местными реалиями.
Резким движением Ладынин выпихнул Петю из машины и пересел за руль, чувствуя, как боль кулаком саданула в сломанный позвоночник:
– Давай толкай, если хочешь унести ноги!
Стоя по колено в густой субстанции непонятного оттенка, Петя навалился на задок кузова. В боковое зеркало Ладынину было видно его побагровевшее лицо, к которому тут же прибавилась черномазая рожица с тугими косичками по всей голове. Потом другая, третья. Окружившие машину дети рвали гимнастерку на Петиной спине, залезали в карманы брюк и расстегивали ремень.
– Амиго, амиго! Чопи! Чопи!
«Друг, дай еды» – эта фраза преследовала белых по всей Анголе, куда бы ни ступала их нога. Как-то местный царек в разговоре с Ладыниным высказал мысль, что белые столько веков угнетали Анголу, что пусть теперь кормят. Возможно, эта мысль крепко засела в головах местного населения, и «чопи-чопи» стало чем-то вроде приветствия, невыполнение которого было чревато полным разором имущества и порванной одеждой.
Прямо перед глазами Ладынина на лобовом стекле лежал карапуз лет пяти и с видимым удовольствием колотил в стекло голыми пятками. Слава Богу, стекло было закаленное, пуленепробиваемое. Поняв, что проникнуть в машину не получится, малыш неторопливо сполз и принялся весело забрасывать машину пригоршнями грязи.
Все это напоминало Ладынину прочитанную в детстве книжку «Гулливер в стране лилипутов», и ему было бы смешно, если бы не было так грустно.