Дом костей

– Хорошо. Так уж и быть. – Она тяжело вздохнула и выпрямилась. – Если ты помнишь, когда Равенна приехала сюда, готовая разродиться, ты ее не видел. – По ее тону было совершенно ясно, что она об этом думает. Рен тем временем уцепилась за имя. Равенна. Отец никогда не произносил его. – Леди Светлана тоже была здесь. Война почти закончилась, а с уходом Локка у твоей матери остался только ты. Ее блистательный герой войны. Новый наследник. Ты же не хотел от этого отказываться? Не хотел показывать ей темную сторону того похода? Нет, вместо этого ты свалил эту проблему на мои плечи.

Вэнс закатил глаза и нетерпеливо махнул рукой, приказывая ей продолжать.

– Она рожала в подземелье, а рядом не было никого, кроме меня и старой целительницы. Равенна была не такой, как когда мы встретили ее на Одержимых землях. Тогда она притворялась одинокой и испуганной, единственной выжившей после нападения. Я всегда знала, что роль девицы в беде была всего лишь притворством, но не понимала, чего она хотела. Ну, кроме разве что внимания от вас обоих.

От обоих? Говорила ли Одиль о Локке? Судя по тому, как Вэнс сжал челюсти, именно о нем и шла речь.

– Теперь я могла спросить ее. Зачем она привела нас к колодцу? Как узнала о нем? И куда пропала, когда все пошло не так… с Локком?

Рен и раньше подозревала, что Локк черпал силу из колодца… Но подтверждение ее теории не утешало.

– Она находилась в бреду от боли и лекарств, которые дала ей целительница, так что многое из ее слов не имело смысла. Но все же кое в чем она призналась. Она сказала, что была не просто светловолосой зеленоглазой девушкой из Андолезии, которая оказалась в Проломе после смерти ее семьи. Она была Равенной Некрос, мастером… и не просто мастером, а, по ее словам, последним некромантом. Ее народ прятался десятилетиями. Она знала о колодце, потому что тот принадлежал ей по праву рождения: истории о его могуществе передавались из поколения в поколение. Она сказала, что они спровоцировали Пролом, направив шахтерский туннель кузнецов в другое русло, чтобы разыскать свой затерянный город. Она намеревалась вернуть своему Дому утраченную славу и все твердила, что это только начало. Большего я от нее добиться не смогла… пока не родился ребенок. Девочка, у которой, к счастью, были глаза костолома… а потом началась вторая волна схваток.

В этот момент Рен посмотрела на своего отца. Он примостился на краешке своего стула, вслушиваясь в каждое слово… с легким отвращением. Словно рассказ Одиль причинял ему боль, но он все равно хотел его услышать. Рен поняла, что эта история также делила и ее мир на до и после.

– К тому времени Равенна то приходила в сознание, то снова его теряла. В какой-то момент она даже закусила губу до крови. Но потом улыбнулась, показывая мне красные зубы, потому что я держала на руках ее дочь. «Я знаю, ты любила его, – сказала она, улыбаясь еще шире. – Поэтому хочу, чтобы ты знала, что он их отец».

Он? Рен была сбита с толку. Одиль была влюблена в ее отца? Но по тому, каким непроницаемым стало выражение лица Вэнса, Рен все поняла. Одиль любила Локка… а Локк любил Равенну. Ну или как минимум спал с ней. И дети, эта дочка костолома…

– Возможно, этими словами она хотела меня ранить, – предположила Одиль, неубедительно пожав плечами. – А может, она чувствовала, как силы покидают ее, и решила все рассказать, надеясь, что я позабочусь о детях. – Одиль посмотрела на Вэнса, но его взгляд был отстраненным. Он получил правду – без прикрас, только факты. От мысли о том, что, возможно, он не был ее… что она не была его… у Рен скрутило желудок.

На мгновение перед ее глазами промелькнула совсем другая жизнь. Жизнь дочери всеми почитаемого Локка Грейвена, обожаемой внучки и любимицы своего Дома.

– Потом на свет появился сын, – продолжала Одиль слегка охрипшим голосом. И видение изменилось. Рен и ее брат, рука об руку. Они вместе проказничали и никогда не чувствовали себя одинокими, потому что за ними присматривали любящие родители. Рен так хотела этого, и все же… Локк не был героем, он был убийцей. И Вэнс… независимо от ее истинного происхождения, Рен считала его своим отцом, в то время как ее мать оказалась совсем не такой, как она думала. Была ли она злой? Хотела ли она увидеться с Рен потому, что та была ее дочерью, или потому, что в ней текла кровь некромантов?

Мелькающие перед ее глазами образы, в равной степени соблазнительные и дразнящие, были не больше, чем мыльные пузыри – красивые, но хрупкие и недолговечные.