Дом, которого нет

Оно, ребята, стоило всего.

Чтоб выйти из ума, нужно войти сначала.

Сама любовь расправила его,

как бы банально это ни звучало.

Такие вещи трудно волку признавать.

Феномен нужен, даже чтобы отрицать.

Ко многим в дом хоть раз вломилась вечность,

будь она год иль две секунды кряду.

И многодумная особа вдруг беспечность

собой явила уровня детсада.

Вот где, про зеркала, слова подходят.

Мы с Уэльбеком одно сказали, вроде.

Кричала Лора: дайте оправдание.

Пожалуйста, бери, не подавись.

Сверхчеловеческое, честно, состояние.

И бог, и зверь. Какой-то чёртов сфинкс.

Сколько приветов я кидаю на тот свет, но

есть современники среди моих бессмертных.

Артур тем временем проснулся, плохо помня,

где он, кто рядом, кто он, собственно, такой.

И закурил. Таким простым путём он

ещё держал, в затяжке, связь с землёй.

Да, пустота, но облик есть, и с ним

общаются, считая "вот таким".

Он глянул на часы. Время к обеду.

Разобранная кукла рядом мирно спит.

Артур сходил на кухню, чтобы тело

в порядок с помощью водички привести.

Оделся и собрался (незаметно так)

сходить на лекцию, где физикою ведали.

Проснулась девушка. – Куда ты? Нет, останься!

– Дела. Всё было круто, но пора.

– Меня ты поцелуешь на прощанье?

В щёку? И только? – Это всё игра.

Ты знала, кто я, и связалась всё же.

– Мне кажется, с тобою мы похожи.

– Да, во вчерашнем вечере. До встречи. –

Ушёл он в день, не думая про ночь.

И молод, и прохладен, и беспечен.

Способный всё на свете превозмочь

не стоицизмом, но принятием всего, что есть. Тем, что

болячку, пустоту, с ногой сживляет: пустотой.

Формат дискуссии на лекции царил.

В библиотеке, за столом, сидели все.

Студенты, не жалея для науки сил,

учёные по разным направлениям –

загадки поднимали в рассмотрение,

которые подносит нам вселенная.

Артур вникал, отбросив похмельé.

Ему всё это было интересно.

Про поведение квантовых систем

и пожирающие свет и время бездны

он слушал. Развивать не буду темы:

есть люди, ими занятые. С тем мы

детали сбросим. Выступление одно

пришлось по разуму. Случилось узнавание

с теорией, что мир вещей – кино.

«В двухмерной, кажущейся трёх, все голограмме мы», –

вопрос серьёзный был разобран с юмором,

профессор разбирал его, что жить и сам умел.

Бывает, люди разных возрастов

и социальных уровней – похожи.

Что думают они среди всего,

и в круг какой заключены их… рожи

(для рифмы), ареал каких избрали тем.

К таким подходим мы, неважно, были с кем.

Нас тянет к ним. В глаза их заглянуть.

Смотрящие иначе, но на то же.

Пусть даже разговору пять минут.

Обмен мы делаем всегда проблеме позже.

Такой контакт возник мальчишки и мужчины.

И уж где-где, тут для Артурова распутства нет причины.

Он после лекции сказал ему "спасибо".

Рассказ был увлекательный продолжен.

Энтузиасты сутками вещать могли бы

про волны, что на деле их тревожат.

Профессор рассмотрел сквозь серость сталь.

И был бы рад знакомство развивать.

Был приглашён не-ученик на ужин.

И принял приглашение с достоинством.

Неважно, сколь известен этот муж был,

лишь одного нашёл в аудитории,

которому – не в пустоту бросать известное.

А это уже дело интересное.

Квартира многокомнатная, с горничной.

Когда-то жили в ней аристократы.

Светило сам имел характер ровный, но

харизмой обладал невероятной.

Наука заменила нам дворянство.

Средь роскоши был аскетичен сам он.

Мужчина чуть за сорок, элегантный,

с улыбкой в ямочку на правой стороне.

Такие, видно, водятся и в нашем

самим собою забываемом мирке.

Брюнет и сухощав, голубоглазый.

Питаю к космосу в глазах давно приязнь я.

Был стол накрыт на три персоны. Оба

биологических самца воссели в стулья.

Фарфор и серебро были в столовой.

Такой оазис средь земного улья.

– Кого ещё вы ожидаете, профессор? –

спросил Артур, занявший своё место.

– О, моя спутница немного задержалась.

Жена… но с ней не сходно это слово.

– И тоже физик? – Нет, скорей те чары,

что мы исследуем. – Вселенная? Оковы

не сдержат женщину. – Познание ж её возможно.

– Тем меньше властвуешь, чем больше к власти рвёшься.

– Непознаваем мир вполне, но от попыток

рождаются великие свершения.

– Да вы агностик. – Нам устав не писан.

Тот преуспел, кто в невозможное поверил. Так

Эйнштейн сказал, и создал, чего не было.

– Я называю это: быть от пустоты любым.

– Буддисты в чём-то правы, всё – энергия.

Но Гаутама вырос в индуизме.

«Иллюзия – Желанье – Недовольство», им

преодолённая триада, была мыслью

не новой. «Благость – Страсть – Невежество»

звались "гуны природы смертной". Вот

так себе смену породили сами арии.

И в управлении раскол образовался

затем, что много стало комментариев

на Веды: тексты их веками сохранялись,

из уст в уста. Взять даже Махабхарату…

– Какая память же нужна на всеохват была!

– В том-то и дело. Стали мы записывать

(не забываем, мы – не мы: индусами там были),

что не вмещали уж. И появилась письменность.

– Прогресс напоминает чем-то костыли мне.

Утрачивать помалу широту в себе

и создавать в вещах то, чего можешь – без.

– Да нет, не так уж это и плачевно.

Идеи выносились в мир, и здесь

великие и страшные свершения

творились. У всего изнанка есть.

– Мы многого достигли, но и вниз

скатились. – Вширь, как космос, раздались.

И вместе с расширением вселенной

пустóты между нами стали шире.