Дом, которого нет

Слова мои – цепь шейная масона.

Для джентльменов в зале и для дам

я поясню: сама на своих тронах.

Пока планету мерю сапогами,

угадывать могу миры над нами.

Но человек другой настолько ровно бог,

насколько бог ты сам. Зеркальность рулит.

«Тебя за то я ненавижу, милый друг,

что смертна ты, увы. И потому всё нуль есть,

что рвёт мне сердце радостью и горем», –

такое Ян к жене испытывал покойный.

С небес, как звёзды, светят в землю те.

Земные же, теперь, глядят на небо.

Мне интересно, что за варьете

сыграют гитарист и та, что пела

в открытую когда-то. Нынче – в полном

уединении. Бессмертным или мёртвым.

Мне интересно, тем и продолжаюсь.

Клубок идей распутываю текстом.

Реакция-то в парах уникальна,

будь хоть Алкмена ты, хоть труп невесты.

Про Лору многое сказала, но она

из-под строки всё испытать должна.

Есть, как у двух кругов, зона совместная.

Испанец с немцем на английском говорят…

Артур был в пустоте времённой местным и

увидел всех пустот один наряд.

Не знал он мук от совести: измены

его лишь привлекали неизменно.

Когда везде ты был (экстерном даже),

из опыта имеешь цепь последствий

того и этого. В нас выбор каждый важен:

чтобы понять, что там, в дверях, наверно.

Усевшись в кресле заказного автобаса,

с ногой под зад, творила Кобра сказку.

Был муж её, и был мальчишка с дымкой

туманной на глазах. А центр – сверху.

И, правильно тогда сказала Вита,

она извечна, пусть бы все помэ́рли.

Все кожи, нарастая на отсутствие

своей, её пока делали "тутошней".

И подсознательно (где пел краб Себастьян),

и сверхсознательно, подсказками от муз,

и на сознании, из встреч с людьми (из стран

заморских в радужках) ловила дева груз,

где золото, каменья… чьи-то мысли.

Огонь – в огнеупорных рукавицах.

Трёхчастность человека – не предел.

Где дом, за зеркалом, все части нас едины.

А мистик, хоть и знаньем овладел,

собою остаётся, очевидно.

Напоминаю, сведенья о высшем

могут отсутствовать в том, кто свою жизнь пишет.

Плюс: сатана – не злость как таковая,

и даже не понятие о лжи.

Борьба извечная, и часто роковая –

с завалом в эго, что стремится сжечь.

Само оно, когда подвластно, безобидно.

Один раз вылетев, его не подчинил ты.

Есть человек желающий. Дыра

он чёрная. Не зная насыщения,

всё требует. Сама я избрала

(и героиня моя также) жар горения

направить вертикально. Эту битву

выигрывать внутри себя, болит где.

Тут, в наше время, темп гораздо выше.

До компо-эры двигались по роду

проблемы не решённые. А мы же

в пределах одной жизни видим ход их.

Про бумеранг уже не актуально.

Даёт поступок в лоб чуть ни заранье.

Из раза в раз, поддавшись чувству, то

вздуваю на воображенье до абсурда.

Чтобы оно, себя истратив, вниз ушло,

и целиком предстало мне, как будто

я и живущая, и жизнь, тетрадный лист…

Так в себе ныне думал мой буддист.

Кроме Артура, знали там друг друга

ребята (кто собрался на костёр).

Давно и Лора принята их кругом.

Не важно, кто ты, коль язык остёр –

не сам язык, а в тон хозяину со ртом.

Ищет юнец, и рад поговорить о том.

Представлен сероглазый королевич.

Проплыл, и с песней, трассу автобас.

А женщина, что только мнится девицей-

подростком, с самим взрывом родилась.

И улыбалась, отпуская шутки-мины,

мол, один юмор сохраняет от «долины

зловещей»: с гуманоидом отличие

выводит человека. Информация,

не наделённая чертами высшей личности,

обделена способностью смеяться над

собой. Из термоса тянула чай

и в родинки глядела невзначай.

Даю картину: вечер догорает,

костёр в разгаре, треск сухих ветвей.

Сосны шуршат. Хохочет филин в далях.

Узлы деревьев: пальцы мёртвых фей.

Залив целует берег. Пахнет хвоей.

Вокруг костра – палаточные зори.

Включили музыку. Такое пели викинги

во времена, где славили войну.

На языке, который где-то есть во мне,

хотя значенья слов не вспомяну.

И встала в белом платье, точно жрица

распущенная, прежняя царица.

Разулась, чтобы травы приминать.

Сдержал порыв заботы её спутник.

Весна, искры и звёзды. Можно встать

под небом, чтоб туда отправить путь из

движений ног под тканью, взмахов рук,

волос полёта. Смотрит Шива лишь, супруг.

Нет больше никого. Искры и звёзды.

Вода течёт, куда сама захочет.

Представить себя лесом очень просто,

а жизнью всей – едва ль того не проще.

Подолом языков касаясь пламени,

не загоралась: призраки танцуют так.

Взирал Артур на пляску пустоты,

и вспоминал про сон такой, о смерти.

Семь покрывал – священной наготы

скрывают контуры… Да, тесен мир: тем,

что общно в нас. Стремимся овладеть

бессмертием, не догадавшись умереть.

Делить на ноль когда-то я хотела,

чтоб с трудностями за руку встречаться.

Мы не бессмертны, ни душа, ни тело.

Зато есть в первой навык возрождаться…

Конечно, легче устно говорить,

чем в две строки смысл бытия включить.

Мадам Блаватская писала про семь тел,

имеющихся, с внешним, как обложкой.

Смотреть на дух, свой не раскрыв, посмел

мальчишка Актеон, и тем разорван.

Но в жестах Лоры был намёк, не более.

От предвкушения всегда сладко и больно нам.

Семь чакр индийцы знали у себя.

И "вектора" психологи раскрыли,

продолжив Фрейда. Связь всего любя.

Перевернули только знание о мире.

Восьмёрка эта кружится и вниз, от нашей чуйки,

и вверх, от жажды жить в межножном промежутке.

Спиралью ДНК вокруг опоры