Читаем Дом между небом и землёй полностью

Женя подошёл к крыльцу и с большой опаской сделал шаг на первую ступеньку. Он даже зажмурился, когда ставил на неё ногу. Но ступенька не сильно заскрипела, точнее даже и не скрипнула вообще, а только немножко отозвалась в ответ на его шаг глухим гулом. Женя набрался смелости и разом взбежал наверх до самой последней ступеньки. И опять замер, как вкопанный перед дверью, не решаясь ни позвонить, ни постучать. Хотя, по правде говоря — как позвонить он и вовсе не знал. Ведь это была не обычная городская квартира с электрическим звонком на двери. Но и как просто постучать в дверь, он, кажется, тоже теперь, очень даже забыл… Но наконец Женя, всё-таки дотянулся дрожащей рукою до двери и едва слышно постучал. Он понял, что наверное — это было уж очень слабо… Совсем недостаточно. Ведь, не то что бы — кто-то там, внутри, а и он сам, здесь, перед дверью, едва расслышал свой стук. Так ему, конечно же, никто не откроет. И он вспомнил, что нужно быть напористым и сразу показать свою силу — ведь если ты сразу подходишь с позиции силы, то даже и самый отъявленный монстр может, из-за первого внушительного впечатления, перед тобой спасовать. Ведь если человек смел и силен — так значит он знает, что есть на это причины. И если уж он лезет на рожон, так значит — он твёрдо знает и не сомневается даже, что в случае если завяжется схватка, на его стороне будет сила. И Женя со всей силы, не помня самого себя, заколотил ногой об дверь. И так колотил долго, пока уже очень сильно не заболела нога. И тогда он остановился, чтобы чуть-чуть отдышаться, и услышал лёгкие торопливые шаги где-то внутри дома — такие, как будто бы горох сыпался по ступенькам — сверху вниз.

"Ну, всё-оо… — подумал Женя, — Конец пришёл."

И зачем-то — от страха, наверное — он ещё пару раз со всей силы ударил ногой в дверь.

— Откройте!.. — попытался он, для виду, сказать нарочито грозно и даже возмущенно. Но хоть более менее грозно и возмущённо у него вышло ещё только "Откро…", а вот "йте" — уже вышло и совсем тихо, совсем робко и испуганно. Как будто бы вдруг к нему кто-то подкрался на середине этого слова и приставил к виску пистолет.

— Кто?!. Э-то?.. — с тем же почти изменением тона с уверенного и грозного на тихий и замирающий, отозвалось что-то из-за двери.

А Женя подумал: — "Действительно — кто?.. Чего же сказать?.. Надо было пораньше думать…"

Ведь это, действительно очень важно в человеческом мире — кем ты с первого же раза назовёшься. Ведь люди, обычно и судят по первому впечатлению. А Женя, как уже говорилось, в правилах и негласных и гласных человеческого мира, был очень даже умел и натаскан. И очень даже проворен. Как и в своих статьях.

Так странно что он так сильно испугался здесь — у этого маленького домика с теплым светом, который, казалось бы, не сулил ничего плохого, а наоборот — который весь так и светился, кажется, добром и уютом — как будто бы он сошёл со страницы детской сказки… Такая милая простая иллюстрация.

Но он так испугался, что было и действительно не по себе. Так это странно, как и всё что происходило в тот день!..

Ведь даже в пустынной бетонной коробке старого завода, где не было ни души, он почти что не почувствовал страха. Хотя те стены, уж были недружелюбны и казались грубыми, грозными. А здесь?.. Наверное это от того что там — он был в городе. В привычном, подчиненном строгим правилам спущенным сверху, городишке. А здесь — неизвестный лес, живущий по неизвестным законам и порядкам… Возможно это и вообще какая-то волшебная сказка, правда, в которой невесть что происходит. И…

Это похоже на то, как он испугался немного той девушки, и она тоже испугалась его. Ведь по сути им больше надо было бы опасаться пустого безлюдного серого района, а не добродушно настроенного собеседника!..

И что же сказать этому голосу за дверью?

— Это я… — наконец выпалил Женя и заметил что смущенно опустил голову. Хотя ведь никто ещё не стоял перед ним — точнее стоял наверное, но за дверью.

Деревянная преграда между ним и голосом медленно отворилась. Молодая девушка растерянно глядела на него изнутри и видимо тоже не знала что сказать. Такое ощущение было, что она на кого-то похожа. Но на кого — он так и не понял тогда.

— Вы… Что-то хотели?.. — спросила вежливо девушка, так до конца и не открыв дверь. Она выглядывала, согнувшись зачем-то, из-за неё, приоткрытой, и свет из домика лишь немного падал на снежное крыльцо — как свет из-за туч.

— Я… Я… — и Женя опять не знал, что сказать. Хотя уже и перестал так сильно бояться.

— Вы наверное заблудились в лесу?.. — начала догадываться девушка и немного распрямившись побольше открыла дверь. — И вышли случайно на мой домик? Вы замёрзли наверное? — она уж и совсем распахнула дверь, и уставилась на Женю так же широко распахнутыми глазами. Из комнаты на него полился свет.

— Да… Но… не совсем. — начал подбирать слова Женя. Это тебе не статья, а жизнь. А с настоящими людьми он, откровенно говоря, общался редко. И ещё не знал, как это сделать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза