Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Ага. Да. Это точно не должны были быть Вы. Точно. Скажите а… Ну ладно — потом выясним. Вот как хорошо вести всему точный учёт! Я завела картотеку на всякий случай и вписываю туда все те игрушки, которые отправляю. Вот, так и чувствовала, что мне это однажды пригодится!..

— И… Как же, по Вашему, это могло бы попасть ко мне?.. Нет, нет, Вы не подумайте что мне это как-то досадно, что ко мне попало, или что-то такое… Но просто интересно. Из-за чего же я это шёл столько времени по Вашему лесу и мерз под снегом?

Она ещё раз перелистала вкладыши в своей картотеке с ужасно озабоченным и нахмуренным выражением лица.

— Я не знаю… Должно быть — голубь ошибся… Один из них, наверное выронил это случайно?.. Я… я узнаю позже. Они ещё не вернулись. Вы-ронил… Не в том месте. Вы простите за то что доставила Вам такие хлопоты, но!.. я, честное слово, не хотела. Не знаю, даже — как это к Вам попало!.. Я ведь… Я… Ну, у меня чётко написано, что это должно было попасть к какому-то маленькому мальчику… Ко-то-рый ещё не умеет находить ни реальные стороны света, ни ориентироваться в пространстве… как бы Вам сказать?.. Не знает — куда идти и к чему же ему стремиться в этом мире. Вот, как-то так… Да, об этом мы точно договорились. И это они должны были… Но и надпись была другая!.. Да, подождите!.. Да здесь ведь указаны точная широта и долгота!.. Но… Но я писала на компасе только — "Тепло", "Правда", "Добро", "Любовь"… Да, это была — всего лишь игрушка… Маленькая, незатейливая… Да я и сама, по правде, не знаю свой адрес… Ну, то есть — свой точный адрес. Мы все, наверное, знаем — где мы живём, но знаем мы номер дома, а уж совсем не долготу и широту… Ведь это… Это же почти и не используется. Ведь для того, чтобы найти кого-то — достаточно лишь тех обозначений, что на карте написать придумали люди… Название улицы, посёлка… Ведь этого нам вполне достаточно, кажется, чтобы сориентироваться в той части мира, где есть люди. Долгота и широта — это уж, скорее, обозначение для чего-то природного… Неподвластного человеку. Ведь это — скорее то, где что-нибудь находится относительно всего мира, мира вообще, а не жизни, как человек её понимает… Не жизни конкретного человека. Это странно, что здесь… Я, знаете, никогда об этом не задумывалась. А вот… Так я даже и не задумывалась о широте и долготе!.. А как же я бы могла их тогда написать?.. Вы сами понимаете — это нелепо… Это была простая игрушка, с таким… тёплым намёком на то что важно в жизни. Чтобы маленький человечек увидел, прочёл и задумался. И возможно — в какой-нибудь трудный и важный момент его жизни он, стоя на распутье, вспомнит вот эту вот маленькую игрушечку и это поможет ему сделать выбор… Ведь, знаете — иногда бывает так, что самые простые вещи так западают в память и так… так сильно сказываются на нашей жизни!.. Ну, Вы знаете, наверное. Это просто незатейливая игрушка. Я люблю делать всякие такие безделушки… В основном из брошенных коробок… и рассылать их по свету. Ведь это может хоть что-нибудь, да и изменить!.. Хотя бы зажечь улыбку на чьем-то личике на чуть-чуть. Вы знаете, у меня много таких вещиц — есть маленькие кони — как кони-качалки, какие бывают у детей… Есть облачка, цветочки, мишки… Ну и всякое такое… А так — есть ещё и не игрушки, тоже — там, знаете… Картинки, фото красивые, тексты… Даже иногда и просто шишки или ветки еловые. Но их голубям нести неудобно… А иногда и всякие разные… я, знаете, делаю ещё иногда поделки из всяких природных материалов — ну, разные штуки. Но на это у меня, почему-то, терпения не всегда хватает — так, чтобы сделать уж прямо хорошую вещь…

— А Вы… Как сказать — кем-то наняты, что бы это… Рассылать?.. Уж не знаю, как Вы это делаете!..

— Я?.. Ну, я, как бы, вызвалась… Потому что мне это нравится. Но не суть… Да Вы проходите, проходите, снимайте Ваш шарф, а я сейчас поставлю чаю!.. Уж раз такая нелепая ошибка вышла, то… что ж!.. Вам нужно уж хотя бы согреться. Я всегда очень рада гостям! Хотя таких как Вы ещё, честно говоря, не было…

И девушка заспешила куда-то из коридора. Я стал послушно снимать с себя шарф. А она вернулась, всё в том же быстром темпе, и выглянув из-за угла добавила:

— Когда разденетесь — проходите пожалуйста сюда вот, налево. Там можно руки помыть. А потом жду Вас на кухню — это прямо. Мы будем пить чай. Я Вам сейчас заварю смородинового… Вы проходите, проходите…

И снова убежала. И снова вернулась.

— Вы шарф можете там повесить… Я сейчас.

И убежала. Опять. Забавная! Я стал вешать шарф туда, куда мне показали — на деревянную вешалку у двери и… Не успел я дойти до рукомойника, как мне стало немножечко жутко. Откуда же у меня шарф? Ведь у меня не было шарфа… Не было. Но мне, уже кажется, просто неприлично удивляться тому, что появился из неоткуда всего лишь шарф, в то время как я уже спокойно принял к сведению то что появился целый лес.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза