Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Так значит Вы любите одиночество и… От того, наверное, и забрались в такую глушь?.. Иной приичины я пока что придумать не могу.

— Ну… Я бы не сказала что одиночество. Во первых я здесь не одна и мне совершенно не скучно… А это значит что я здесь уже никак не в одиночества. А во вторых — я бы скорее назвала это уединением. Чуть-чуть иначе то есть. Уединение и одиночество — это разное. Это, как, знаете ли — когда ты ешь с аппетитом и с удовольствием, какое-нибудь блюдо, или когда тебя кормят насильно — когда заталкивают тебе в рот хоть то же самое блюдо, и вкусное может быть, но ты изо всех сил вырываешься. Или когда ты сам включаешь душ аккуратной струйкой и стоишь под ним, моешься и становишься с каждой секундой все чище… Или когда вдруг попадаешь под ливень на улице, и дождь бъет тебе по ногам и по рукам, и капли рекошетом бьют тебе по туфлям и одежде, отлетая от грязных луж и земли и пач-кают тебя, пач-ка-ют… А ведь — и то вода, и то вода. И там она льется, и тут. И там ты под ней и здесь. Все зависит от окружения и обстоятельств. И иногда ты лучше, ведь я же и говорю, гораздо лучше становишься сам когда не испытываешь на себе влияние мира людей. Это так… Да — это и не великое достижение конечно, я знаю, уметь быть собой наедине. Ведь гораздо сложнее быть тем, чем ты правда являешься, тогда когда тебе в этом хоть что-нибудь, да и мешает. И в жизни всегда так — всегда ведь что-нибудь будет мешать и пытаться сбить тебя с пути. А иначе нельзя — это соблазны земного мира. Но… Мне кажется, что в том есть некоторая целесообразность, чтобы на время отойти ото всех этих соблазнов и так хорошо обустроить свой дом, чтобы он мог бы спокойно, в любой день, противостоять всем ветрам. И поэтому нужно время — побыть немного в лучшем мире, покрепче полюбить его, чтобы потом уж точно тебе знать — за что ты держишься, что для тебя лучше, ради чего не стоит его покидать, этот мир, хотя бы в мыслях, в душе… и тогда, когда ты уже будешь в нашем — неидеальном мире… Получше выучиться той жизни, которая принимается тут, чтобы она уж настолько хорошо вошла у тебя в привычку, что в мире людей ты будешь сразу же жить ею, даже не задумываясь. Ведь тот самый момент, когда ты начнёшь задумываться — очень часто так случается, что именно он сбивает тебя с толку. Ведь к мозгу, которым ты начинаешь размышлять, гораздо проще получают доступ страхи, соблазны, обман. Твой мозг уязвим. Ведь в нём только ты. А вот в душе — уже и ты и твой Отец. Если конечно ты живешь с ним. Ну, это сложно всё объяснить так просто…

— Да, понимаю… — я понимал что понимал не всё и что всё что она хотела бы объяснить — не то что бы объяснить, но и понять мне самому было бы сложно. Я раньше с таким не встречался. Какие-то странные вещи… Какие-то неизвестные для меня. Их врядли запишешь для статьи, и врядли их примут.

— Ну, как Вам чай?.. Вы если что — так берите себе ещё сахару. У меня его просто сколько угодно! И его почти что никто не ест!.. Правда белки, конечно, очень любят, но они скромные и сколько им не предлагаешь, всё не берут. Только в редких случаях, когда они уж что-нибудь такое полезное сделают, что и сами уж себя оценят — что, мол, теперь-то достойны!..

— Спасибо… А Вы вот… Ну, так это рассказываете всё… про белок и… Вы не подскажите, а как это всё можно понимать — белки, голуби… Кроты… Вы что, как-то по своему с ними… общаетесь?.. Если это конечно не Ваш секрет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза