Читаем Дом между небом и землёй полностью

"Единственное что странно, — думал я, пока мыл руки в воде из под крана. И вода, если честно, была хрустально чистая какая-то… И мыло очень душистое — и ягодами пахло, и травами, и немножко цветами. — так это то, что я как будто бы чувствую его своим… этот шарф. Как будто бы он был мой, как будто бы я знаю его сто лет уже и…

— Вам сколько сахару — две или три?..

Опять выглянула из-за угла девушка.

— Две. — ответил я скромный.

— Угу…

Уже через пол минуты я был на кухне. Она была большой. Даже очень большой. Здесь помещались и столы, очевидно, для готовки, и большой, большой обеденный стол со множеством стульев, и множество всяких шкафов с кучей баночек, и скляночек, и коробочек, и всего, всего. Такое большое хозяйство у одной девушки?.. Это немножечко странно. Хотя и не более странно чем всё вокруг. Здесь всё похоже на какие-то такие интерьеры, которые обычно рисуют на иллюстрациях к сказкам. Как например в норе какого-нибудь барсука или енота. Какое-то всё такое… Не знаю.

— Вы садитесь… Куда-нибудь… — она указала на весь стол и на все стулья.

— Спасибо. У Вас столько стульев. Наверное в доме бывает много гостей? Ну, там… Белок?..

— Нет, нет… Что Вы. Просто… Просто нужно всегда быть готовой. Ведь у меня даже запас провизии такой, чтобы на всех хватило — на многих гостей… Если вдруг они придут.

— И… Приходят?..

— Нет. Редко. — сказала она и прервалась, чтобы достать с полки банку с травами. — Вы знаете, вот таких как Вы ещё и не было совсем… Один раз у меня в гостях был человек. Всего один, который, казалось, хотел зайти и посмотреть, что у меня внутри. И… Я его впустила и думала, что он станет вести себя здесь подобающе. Мне так показалось, что он вот-вот полюбит мой дом точно так же, как я его люблю. И я даже готова была разделить этот дом с ним… Но… Всё закончилось тем, что этот человек ушёл, а мне пришлось долго ещё делать здесь ремонт… После того как он устроил здесь некоторый разгром. Мой Отец очень мне в этом помогал. Но всё же я долго ещё не могла восстановить всё до самого правильного состояния. Особенно сложно было с дырою в стене. Он пробил мне такую большую дыру!.. Что, во первых, всем стало снаружи видно немножко того, как внутри я живу… И во вторых снаружи нанесло столько снега!.. Мороз стоял крепкий и тут просто… Многое обледенело, понимаете… Вот… И с тех пор я дала себе слово, что буду иизбирательнее в том вопросе — кого пускать, а кого нет…

— Так, то есть я подхожу?.. — усмехнулся немножко Женя.

— Нет, нет… Ну, то есть — не в том смысле, конечно, что Вы… не подходите… — замялась она, — Просто я Вас и забыла, если честно, с такой стороны оценить… Вы как-то так резко нагрянули. И сами постучали и… Обычно, понимаете, хоть я и дала себе слово — мне совершенно не к кому это моё обещание применять. Обычно никто и не хочет сюда попасть… Мой дом — он простой и невзрачный снаружи и никому совершенно не интересно узнать что там внутри. Вот так вот как-то получается…

— А я, получается, застал Вас врасплох!..

— Ну, да, получается.

Улыбнулась девушка. Она расставляла по столу пирожки и булочки, печенье и какие-то корзиночки с кремом, повидлом, маком, изюмом, яблоком… Всем подряд. Я даже всё не запомнил. И всё выглядело абсолютно свежим и… Как это она успела всё это испечь за короткое время, раз всё это такое свежее?.. Хотя может быть где-то здесь поблизости в лесу есть какая-то хорошая пекарня?..

— Вы так сильно удивили меня своим появлением, что мы с Вами даже забыли познакомиться!.. Очень приятно! Я Аля.

— Ага. Я Женя. Мне тоже очень приятно… А… Аля это, простите пожалуйста, как целиком?..

— В смысле?.. — не поняла девушка.

— Ну… Аля — это как в полной версии будет — Алина?.. Алевтина? Александра может быть?

— Я… Я… Можно просто Аля. Мне так больше нравится. Тем более дома я — Аля. Здесь меня все именно так называют… Ну… Иногда ещё, бывает что и с уменьшительно-ласкательными… Но… Это уже близкие.

Аля разлила чай и долго расправляя юбку принялась садиться на стул. На что-то отвлекшись она сильно заскрежетав им по полу отодвинулась назад, но тут же спохватилась.

— Ох, простите!.. Что-то я… Совсем иногда веду себя как свинья… Бескультурная.

— Да ничего, что Вы… Вы ведь у себя дома, в конце концов!

— Ну… Это-то меня и пугает… Понимаете — обычно я дома веду себя совсем хорошо. Ведь здесь нет других людей. А за порогом я почему-то иногда начинаю вести себя по свински… Не культурно в некоторых отношениях. Не знаю почему. Видимо это как-то связано с моим отношением к другим, а моё отношение к другим как-то связано с их отношением ко мне… Но вот дома это обычно прекращается. Обычно… Ведь это то место, где живу именно я — я, а не мои взаимоотношения и вызванные ими погрешности… Уж здесь-то всё точно должно быть идеально. Ведь, знаете — каждый в своём доме имеет шанс жить так идеально, как только возможно… Когда ты один и ничто не тревожит порядка… Хотя некоторые и используют свои дома для того чтобы жить прямо противопожным образом жизни — грязным, мерзким. Ведь там — им так кажется — их никто не видит…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза