Из динамиков клуба начал доноситься одиночный барабанный бой, размеренный и ведущий, и на меня он оказал такой же распаляющий эффект, как и ритм композиции Witches Reel.
—
Присоединившись к её смеху, я отдала всю себя, не переживая о том, кто что обо мне подумает. О да, я была свирепой дочерью своей матери. И я тоже не стану понижать голос.
Я люблю музыку, и слова данной конкретной песни говорили со мной на таком глубинном уровне, что меня это ошеломило. Вот чего мне всегда не хватало. Своеобразного… земного мистицизма, который я почти могла чувствовать, но не совсем дотронуться, который маячил вне пределов моей досягаемости, но не совсем вне поля видимости. Незримый, но всегда ощутимый, даже для моей приглушённой, посаженной на поводок натуры. Я испытала восторг, увидев, что песня оказывает тот же эффект на всех женщин в клубе, и спустя считанные секунды танцпол переполнился исключительно женщинами, которые расправили плечи, тряхнули волосами, сверкнули гордостью и свирепостью в глазах. На несколько минут я так блаженно объединилась с такой неукротимой, сращённой женской силой, что это пьянило сильнее любого алкоголя, словно все мы наполняли кружку из общего котла боли, горя, испытаний и скорби и алхимией превращали это в тоник силы, радости, надежды и мощи.
Именно этим и занимаемся мы, женщины. С часа нашего рождения до часа рождения наших дочерей и до смерти наших бабушек и матерей мы прядём боль на наших прялках, превращая её в материю радости, ибо в чём смысл делать меньше?
Затем песня закончилась, и мир вернулся к его нормальному состоянию незнакомцев, расколотых самоотрицанием и обыденными заботами, и Эсте снова тащила меня через толпу, настаивая, что ей надо пописать, а мои телохранители расталкивали локтями толпу позади нас, стараясь не отставать.
Как и в «Тенях», в «Госсамере» было много боковых комнат, и мы понятия не имели, где туалеты, и в клубе было темно, поэтому Эсте начала открывать одну дверь за другой. У четвёртой двери она ахнула и застыла, разинув рот с таким выражением — шока, изумления и… похоти? — что я втиснулась в проём, желая увидеть то, что видела она.
Девлин.
О Боже, он разделся по пояс, его руки обхватывали красивую полуголую женщину, и он уткнулся лицом в её шею. Фигуристая брюнетка извивалась под ним, запрокинув голову в экстазе и постанывая. Я не считаю себя вуайеристкой, но зрелище двух великолепных людей, занимающихся сексом, практически гарантированно заворожит меня. Испытывая головокружение и внезапно запыхавшись, я уставилась, втиснувшись в узкий дверной проём вместе с Эсте.
В этот самый момент Девлин поднял лицо от шеи женщины, и я не совсем могла осмыслить, что происходит; я схватила руку Эсте, сжав слишком крепко, и просипела:
— Какого чёрта?
Девлин посмотрел прямо на меня, пылая глазами цвета жжёного янтаря, и я услышала, как он отчётливо говорит в моём сознании:
Затем он снова опустил свою прекрасную тёмную голову, и я смотрела, шокированная и возбуждённая, как он возвращается к своему занятию.
Эсте захлопнула дверь и развернулась, прислонившись к ней, тяжело дыша и прижимая ладонь к груди.
— Подожди, он…
— Тихо, — она резко отвернулась от двери. — В туалет, затем убираемся отсюда к чёртовой матери! Мы не говорим об этом, пока не окажемся дома, в уединённой обстановке, — гаркнула она через плечо.
Тупо кивнув, я пошла следом.
***
— Я всегда думала, что если увижу, как вампир пьёт чью-то кровь, то испытаю отвращение, — сказала Эсте, усевшись рядом со мной на кровать и скрещивая ноги. — Всё оказалось совсем не так.
— Девлин
— Определённо настоящие. Ты когда-нибудь прикасалась к нему?
— Нет!
— Я не имею в виду секс с ним. Я имею в виду, прикасалась ли ты к нему вообще хоть как-то. Он был ледяным или тёплым? Это важно.