Дом под номером 14 (СИ)

Спустя какое-то время она рвано втянула воздух и что-то тихо прошептала, покачав головой.

А затем прикрыла лицо руками, крепко прижав ладони к лицу, и как-то странно согнулась, сгорбилась, будто что-то тянуло ее к земле, и только одна нить, как продолжение позвоночника, вынуждала держаться с неестественно прямой спиной. Плечи дернулись, она свела локти и все же подняла голову, но так и не убрала руки. Прошло еще несколько долгих мгновений, пока Гермиона наконец не вздохнула глубоко-глубоко и не освободила лицо.

У нее действительно текли слезы.

Какие-то неконтролируемые и, как мне показалось, не то чтобы объяснимые. Пожалуй, вид у Грейнджер был такой, будто на этот раз она сама не знала, почему льет слезы.

Или по кому.

***

Ветер был безумный, срывал последние сухие листья с деревьев, гнал по улицам, бросал их на лобовое стекло автомобилей и врывался в открытые комнаты.

Малфой шагал по улице ровно и уверенно, смотря только вниз и вперед, и держал обе ладони у головы, натягивая повыше воротник, прикрывая грудь, шею, щеки, так что и лица-то почти не было видно, и только волосы как всегда выдавали их обладателя. Казалось, ветер пытался запутать, вынуждал заплутать, споткнуться, даже потеряться — будто это было возможно на нашей простейшей улице, — но Драко все равно не сбивался с пути.

Его спокойствие, прослеживающееся в каждом выверенном движении, в каждом взгляде, не смущенно или раздраженно опущенном в пол, а просто следящем за дорогой, передалось и мне, пробравшись внутрь и оттуда захватив все тело.

Почему-то я верила — этот день будет лучше множества тех, что были до него.

Он казался особенным.

Гермиона заметила Малфоя из окна кухни и выбежала на крыльцо — я метнулась к окну.

Конечно, ветер мешал расслышать конкретные слова, но что-то я все-таки уловила.

Их голоса звучали спокойно, но мне казалось, что было в этом что-то неправильное: какое-то отчаяние или обреченность. Но такое ведь не дано понять четырнадцатилетнему ребенку. Во всяком случае в полной мере.

Малфой так и не опустил воротник, пока они стояли на улице, и на минуту мне показалось, что он намеренно прятал лицо. Однако Гермиона не замечала этого — она задавала тысячи вопросов, не всегда заботясь о том, чтобы дать Драко пару секунд на ответ, и тараторила без остановки, пока он наконец не махнул на дверь. Она спохватилась, и они зашли внутрь.

Не задерживаясь, Малфой прошел в гостиную и откинул полу плаща и достал из внутреннего кармана черную тетрадь. Я состроила гримасу, не понимая, что это могло означать. Небольшого размера тетрадь, похожая на ежедневник или дневник, была из плотной, но потертой со временем кожи с металлической отделкой по углам. И, наверное, стоит отметить, что в самом центре зияла громадная дыра, из которой торчали клочки страниц, будто в дневник вновь и вновь вбивали нож или какое-то другое суровое оружие.

Миленько.

Однако, пожалуй, это было не самое… Даже не могу подобрать слова.

Просто не могу.

Я объясню, как есть — как было, а вы, надеюсь, сможете сами разобраться, понять хоть что-то без моей оценки, без лишних слов и моих комментариев. Хотя я и так наговорила уже кучу всего!

В общем, первое — реакция Гермионы, подскочившей, подпрыгнувшей от искреннего веселья, радости, будто от глаз, которые увидели эту тетрадь, импульс прошел сразу в ноги, а затем в руки — я видела, как Гермиона потянулась к Драко. Казалось, она не столько хочет забрать дневник, сколько… поблагодарить Малфоя?

Второе.

Второе — тень, пробежавшая по ее лицу.

Сразу, как только Гермиона приблизилась к Драко, она словно попала в особую зону и, почувствовав это, мгновенно изменилась. Ее глаза расширились в изумлении, абсолютно не подвластном контролю, руки взметнулись вверх, но зависли в воздухе на мучительно долгие мгновения, как будто она не понимала, что предпринять.

А потом отступила на шаг и что-то тихо спросила.

Тихо — даже мне в нескольких десятках метрах от них с закрытыми окнами и не совсем уж идеальным слухом было тихо. Знаете, такой шепот, что бьет по ушам?

И третье. Последнее. Финальный аккорд.

Драко медленно, неторопливо расстегнул верхнюю пуговицу и сбросил плащ на диван.

Гермиона побелела, и губы сжались в тонкую линию.

Он размял шею и шагнул к окну, оказавшись в просвете, так, что и мне, и Гермионе стало отлично видно его лицо.

Я — впрочем, и она — ахнула.

Вся левая сторона его лица начиная от остатка брови и заканчивая острым выступом челюсти, была чудовищно обожжена. Покрасневшая, израненная кожа была покрыта волдырями и желто-коричневыми пузырями, а от уха до крыла носа протянулся длинный рубец.

Казалось, что ткани отмерли и верхний слой кожи лоскутами сошел с лица.

Господи, не верю, не верю, не верю, что это произошло!..

Грейнджер тоже не верила. Она ошарашенно оглядывала изуродованного Малфоя, пожирая его глазами, будто думала, что вот-вот видение растает и перед ней предстанет обыкновенный холеный красавец, каким мы знали и помнили его.

Но ничего не менялось.