Дом Солнц

– Суть та же, что в лавинах, – с благоговением зашептал Лихнис. – Осыпается подкорковый слой дюны. Правильное название такого рельефа – барханы, или волнообразные дюны, и они могут петь. Осыпающиеся песчинки резонируют с внешним слоем, который начинает вибрировать, как кожа большого барабана. Вибрация передается осыпающимся песчинкам, они синхронизируются. Внешний слой вибрирует сильнее и возбуждает прилегающие воздушные массы. Получается такая вот музыка, – объяснил он и, немного помолчав, добавил: – Здорово, правда?

– Здорово и страшно.

– Как и все лучшее на свете. – Лихнис снова затих, а потом сказал: – Я сейчас разговаривал с Минуарцией.

– Ты всегда к ней неровно дышал.

– Смотреть я смотрел, а руками не трогал. Суть в том, что я задумался над ее словами. У нас сейчас столько забот: Геспер, другие роботы, Синюшка, остальные пленные, неведомый враг, который может найти нас снова, – уймища, хватит на целую жизнь, даже по меркам Линии. Но главное – мы еще живы. У нас есть друзья, кров, и этим бархатным вечером дюны Невмы поют для нас. Это не просто песок, а осколки мегаустройств Кормильцев, наследие сгинувшей суперцивилизации. Нам поют останки мертвых, которые мнили себя богами, пусть даже галактика их едва заметила. Ну, что теперь скажешь?

– Что живу слишком долго.

Шаттерлинги нашей Линии завтракали отдельно, на террасе под самым куполом-луковицей. Половину ее защищала крыша, половина оставалась открытой. Жизнь в Имире так и кипела – имирийцы, корабли, беспилотники сновали туда-сюда с головокружительной скоростью. Вдоль мостов и воздушных променадов развевались пестрые флаги. Прохладный воздух бодрил, и я чувствовала, что хорошо выспалась ночью. Несколько циклов назад вращение Невмы подогнали под стандарты Линии, приближалось весеннее равноденствие, поэтому можно было насладиться почти двенадцатью часами непрерывной темноты.

Мы с Лихнисом пришли на завтрак вместе. Для нашей Линии накрыли квадратный стол, с каждой стороны которого поместились бы человек двенадцать-пятнадцать. В центре стола стоял объемный дисплеер с вращающейся галактикой. Держась за руки, мы обескураженно смотрели на присутствующих: все места, кроме двух на противоположных сторонах стола, были заняты.

– Я пересяду, – предложила Бартсия. Она сидела рядом со свободным местом и тут же подобрала подол длинного платья, чтобы встать.

– Зачем это? – весело спросил Клевер. – Думаю, Лихнису и Портулак все равно, где сидеть, как любому из нас. Или я что-то пропустил?

– Ничего страшного, Бартсия, обойдемся, – проговорила я. – А за предложение спасибо.

В итоге я села рядом с ней, а Лихнис – между Пасленом и Ворсянкой.

Чистец, оказавшийся на одинаковом расстоянии от нас, поднял бокал апельсинового сока.

– Как спалось, шаттерлинги? – спросил он, смакуя напиток. – Вас хорошо устроили?

– Не жалуемся, – ответил Лихнис.

Каждому из нас отвели в башне по целому этажу, разделенному на комнаты с панорамными окнами, высокими потолками и закругленными, как в пещере, стенами.

– Ты считаешь, что вправе говорить за Портулак? – с преувеличенной вежливостью поинтересовался Чистец.

– Лихнису известны мои вкусы, – сказала я. – И он вправе говорить от моего имени. Мы любовники. Все вы это знаете или хотя бы подозреваете, так зачем притворяться?

– В этот трудный для Линии час могли бы хоть изобразить верность традициям, – процедил Чистец.

– А ты никогда не трахал других шаттерлингов? – подначила я.

– Портулак, пожалуйста, мы же завтракаем!

– Чистец, ты разговор завел, а не я.

– Сделаем им поблажку, ладно? – Аконит примирительно поднял руку. – Даже если мы не одобряем их отношения, Линия в долгу перед Лихнисом и Портулак.

Чистец недовольно взглянул на Аконита, но промолчал.

– Хотите осудить нас – валяйте! – дерзко сказал Лихнис, взял краюшку и как ни в чем не бывало отломил от нее кусок. Он держался так уверенно, что меня едва не захлестнула бесстыдная гордость. – Но по-моему, отсутствием здравого смысла никто из вас не страдает. Да, мы нарушили правила, только сейчас правила эти нужны как прошлогодний снег. Привычной всем нам Линии Горечавки конец. Может, мы и возродим что-то из руин, но к чему лукавить – новая Линия будет мало похожа на ту, что шесть миллионов лет назад создала Абигейл.

– Законы Линии все еще в силе, – миролюбиво напомнил Калган, – но я понял, о чем ты. Лихнис и Портулак не единственные шаттерлинги, состоящие в любовной связи. Может, они и зашли дальше многих, только нарушителей всегда хватало.

– За этим столом других нарушителей нет, – заявил Чистец.

Калган почесал металлическое веко искусственного глаза, напоминавшего приклеенную к лицу бляху с красным самоцветом посредине.

– Может, и нет. Только настало время простить старые грехи. Ну что плохого в том, чтобы переспать с друзьями?

– Абигейл этого не хотела, – уперся Чистец. – Невинные перепихоны во время Тысячи Ночей – это одно, равно как и нечастые оргии, а сожительство – совсем другое. Мы не влюбляемся, не заводим детей, не живем потом «долго и счастливо». Абигейл создала нас не для этого.