— А я тебя искал, — хмурясь, сказал он по-малазански. — Куда ты подевался? И почему валяешься здесь, на такой жаре?
Калам вновь закрыл глаза.
— Искал меня? — недоверчиво переспросил убийца и покачал головой. — Никто меня не ищет, — продолжал он, заставив себя открыть глаза. Слепящее солнце и слепящий песок. Двойная пытка. — Давно уже не ищет, — добавил Калам.
— Ну и дурень! Редкий дурень, которому вдобавок жара еще растопила мозги. Нельзя с ним так. Надо попробовать по-другому, поласковее. Может, так я сумею его обмануть? Да, пожалуй. Сменим тактику… Слушай, это ты прибил энкар’ала? Потрясающе! Я восхищен. Но до чего же он воняет. Нет ничего противнее смердящего энкар’ала. Правда, и ты сам не источаешь запах роз. Тебе повезло: я натолкнулся на твоего дружка, пока он долго и шумно мочился. Он-то и привел меня сюда. И на дохлого энкар’ала зачем-то тоже пустил струю. Ох, ну и вонь! В общем, он тебя понесет. Куда? В мое беспокойное жилище.
— Да кто ты такой, Худ тебя побери? — осведомился Калам, пытаясь встать.
Больше всего он боялся, что после битвы с демоном утратит способность двигаться. К счастью, руки и ноги шевелились. Но все тело покрывал панцирь засохшей крови. Раны, оставленные гигантскими когтями, горели, вернее жглись, как угольки. Кости сделались непривычно хрупкими.
— Кто я такой? Неужели ты меня не знаешь? Ты что, не ощущаешь неподдельной
— Угадал, — простонал в ответ Калам. — Значит, боги все же не бросили меня подыхать. Да, старик, у меня есть дымчатые бриллианты.
Калам попытался сесть. Он потянулся к сумке, заткнутой за пояс, и вдруг среди теней, окружавших жреца, заметил азаланского демона. Убийца не успел даже удивиться, поскольку тут же вновь провалился в темноту.
Во второй раз Калам очнулся уже не в пустыне, а в каком-то помещении. Он лежал на каменном возвышении, подозрительно напоминавшем алтарь. Вдоль стен, на карнизах, стояли мигающие масляные лампы. Комната была тесной. В воздухе пахло чем-то едким.
Калам почувствовал, что все его раны перевязали, обработав предварительно целебными снадобьями; не обошлось, несомненно, и без магии. Прежняя боль исчезла. Сил прибавилось, но одеревенелость суставов сохранялась. Должно быть, он лежит здесь уже не первый день. Лежит голый, прикрытый лишь тонким одеялом с въевшейся в ткань сажей. Каламу безумно хотелось пить.
Он медленно сел на своем ложе. Повязки покрывали не все тело, и там, где их не было, проступали пурпурные рубцы — следы когтей энкар’ала.
Шорох внизу едва не заставил Калама спрыгнуть. Бхок’арал! Виновато озираясь, крылатая тварь выскочила в дверной проем.
Рядом с возвышением убийца увидел циновку. На ней стоял запыленный кувшин. Тут же лежала опрокинутая глиняная кружка. Откинув одеяло, Калам спустился вниз и поковылял к циновке. Пока он наливал себе воды, тени в одном углу показались ему какими-то странными. А потом, будто в ответ на его подозрения, стали таять. За ними скрывался Искарал Прыщ.
Жрец все время оглядывался на дверь. Убедившись, что там никого нет, он на цыпочках приблизился к гостю и шепотом спросил:
— Ну как? Лучше стало?
— А почему ты шепчешь? — удивился Калам.
Старик аж вздрогнул.
— Т-сс! Моя жена!
— Она что, спит?
Сморщенное лицо Искарала Прыща было удивительно похожим на морду бхок’аралоа. Каламу даже подумалось, уж не от этих ли тварей хозяин дома ведет свой род.
«Ну и глупости лезут мне в голову!»
— Спит?! — прошипел жрец. — Скажешь тоже! Моя жена вообще никогда не спит! Как ты не понимаешь, дурень? Она
— Охотится? Зачем?
— Опять ты не понимаешь! Важнее не
Калам во второй раз наполнил кружку.
— У тебя поесть не найдется? — спросил он жреца.
Но Искарал Прыщ уже испарился. Убийца озадаченно огляделся по сторонам. Из коридора послышался стук деревянных башмаков. В комнатку ворвалась лохматая старуха, волосы и плечи которой густо покрывала паутина. Калама не удивило, что и супруга хозяина тоже была уроженкой Дал-Хона.