— Почти ничего. Знаю только: те, кто им управлял, исчезли, отчего Куральд Эмурланн и раскололся. Для меня важно другое: Вихрь — самый крупный осколок того мира. И сила его возрастает. Бидитал хотел бы видеть себя первым и единственным верховным жрецом этого Пути. Ну никак этот упрямец не желает понять: такое просто невозможно. Я — Избранница, единственное смертное проявление богини Вихря. Бидитал мечтает втолкнуть Вихрь в Рашан, дабы силой Вихря очистить мир Тени от его самозваных правителей.
Ша’ик ненадолго умолкла. Геборик уловил, как его собеседница презрительно передернула плечами. И продолжила:
— Когда-то эти лжеправители повелевали Малазанской империей. Мы все ожидаем решительного сражения. Но при этом у каждого свои собственные чаяния, которые иной раз противоречат друг другу. А для победы всем следует объединиться, ни о каком соперничестве не должно идти и речи. Разумеется, я не могу приказать всем думать одинаково и хотеть одного и того же. По сути, мне бросили вызов.
— Да, девочка, — согласился Геборик. — И еще какой вызов.
— Потому я и нуждаюсь в тебе, Призрачные Руки. Мне нужно знать тайну, которой ты владеешь.
— Если ты опять о Л’орике, я ничего тебе не скажу.
— Я говорю вовсе не об этом, старик. Меня интересует тайна, скрытая в твоих руках.
— В моих руках? — недоуменно повторил Геборик.
— Нефритовый великан, к которому ты прикоснулся, — он противостоит силе отатарала. Уничтожает ее. Я должна знать, каким образом. Мне нужно дать достойный ответ отатараловому оружию.
— Но, Ша’ик, Куральд Эмурланн — это древний магический Путь, а меч адъюнктессы…
— …способен уничтожить преимущества, которые есть у моих высших магов. Задумайся, старик! Тавора знает, что ей не по силам остановить своим мечом Вихрь. Она не станет даже пытаться. Вместо этого она нанесет удар по моим высшим магам. Выведет их из строя. Ей любой ценой нужно оставить меня в одиночестве.
— Но, если адъюнктессе не пробиться сквозь завесу Вихря, почему тебя это волнует?
— Потому что Вихрь не может ее сокрушить!
Геборик замолчал. Подобное заявление стало для него сюрпризом. Поразмыслив немного, он понял, что Ша’ик права. Куральд Эмурланн хотя и древний магический Путь, но разбитый, раздробленный на куски. Ослабленный, пронизанный Рашаном. Он уязвим перед отатаралом. Сила меча адъюнктессы и сила богини Вихря застопорят друг друга, и тогда… исход сражения будет зависеть только от армий. Мощь отатарала разобьет все ухищрения высших магов Ша’ик. Значит, все окажется в руках Корболо Дома. Напанец это прекрасно знает, однако в первую очередь будет руководствоваться собственными честолюбивыми замыслами.
«Ты уже чуешь ожидающий тебя хаос, девочка».
— Увы, Избранница, мне нечем тебе помочь. Я не знаю, почему отатарал во мне слабеет. Однако я получил предостережение. Силой нефритового великана нельзя помыкать. Это не позволено ни мне, ни тебе. Если богиня Вихря попытается завладеть этой силой, последствия окажутся самыми плачевными. Скорее всего, она погибнет.
— Тогда мы должны получить знания иным способом, не подвергая богиню риску.
— Как ты мыслишь этого достичь? — почти закричал Геборик.
— Ответ я хотела бы услышать от тебя.
— От меня? Тогда мы пропали. Я не властен над чужой силой. Я вообще не понимаю ее природу!
— Пока не понимаешь, — с леденящей уверенностью в голосе возразила Ша’ик. — Но ты все ближе и ближе к пониманию, Геборик. С каждой кружкой настоя хен’бары.
«Хен’бара! Ты предложила мне пить настой этих цветков, чтобы меня не мучили кошмарные сны. Ты уверяла, что тебе передались знания Ша’ик-старшей. А я-то считал хен’бару даром сострадания. — Внутри Геборика что-то надломилось. — Мне давно уже пора было догадаться, что крепость в пустыне моего сердца сложена из песка».
Старик повернулся и на негнущихся ногах побрел к ступенькам. Он не боялся оступиться и упасть. Он не слышал слов Ша’ик и не чувствовал обжигающего солнца над головой.
Остаться? Геборик вдруг понял, что у него нет сил выбраться из оазиса.
«Цепи. Она построила мне дом из цепей».
Фелисин-младшая подошла к краю ямы и заглянула внутрь. Солнечные лучи туда не попадали. Прежде из ямы всегда исходило красноватое свечение очага. Сейчас на дне было темно. Покинутое Леоманом жилище пустовало.
Хруст камешков заставил девочку обернуться. Вдоль стены полз бывший хозяин Тоблакая. Его прожаренную солнцем кожу покрывала плотная корка грязи и испражнений. С обрубков рук и ног капала мутная желтоватая жидкость. На локтях и коленях появились первые признаки надвигающейся проказы. Воспаленные глаза глядели на Фелисин. Калека заискивающе улыбнулся.
— Здравствуй, дитя. Считай меня своим смиренным слугою. Меня послал один из воинов Матока.
— Что тебе известно? — хмуро спросила Фелисин.
Улыбка бывшего рабовладельца стала еще шире.