Дом Цепей

Фелисин приподнялась на локте и выплюнула горькую слюну. Но привкус тех слов она выплюнуть не могла. Ее не удивляло, что мужчины могли додуматься до таких страшных ритуалов и осуществлять их над своими жертвами. Но чтобы женщины… Это стало для нее самым страшным открытием.

Она не спорила со «спасенными». Зачем? Они бы все равно ее не услышали, поскольку их уста произносили лишь те слова, которые туда вложил Бидитал. Этим несчастным не втолковать, что родная мать действительно покинула ее, но вовсе не ради плотских утех. Худ заключил ее в свои ледяные объятия.

Бидитал вознамерился стать верховным жрецом? Ну и глупец! Ша’ик обязательно найдет для него место в своем храме. Вернее, для его черепа, чтобы плевать или мочиться туда. И ждать осталось совсем недолго.

Недолго… А пока длится ожидание, каждую ночь в руках Бидитала оказывается новая жертва. Себе-то этот отвратительный старик не отказывает в плотских утехах. А потом… очередная несчастная пополняет его «армию» выхолощенных. Эти «спасенные» горят совсем другим желанием — сделать всех остальных подобными себе, лишив их женского естества. Ничего удивительного: они — люди, а человеческой природе свойственно превращать увечье в добродетель. Иначе как они смогут жить дальше и оправдывать собственное существование?

Вспышка света оборвала раздумья Фелисин. Лики, вырезанные на стволах деревьев, вдруг осветились красновато-серым магическим сиянием. Статуи ожили.

«Боги Тоблакая».

— Приветствуем тебя, сокрушенная. — Раздавшийся голос был больше похож на скрежет камней. — Меня зовут Бер’ок. В тебе столь сильна жажда отмщения, что она пробудила нас. Но мы рады, дитя, что ты призвала нас.

— Ошибаетесь, боги Тоблакая, — сказала Фелисин. — Я вовсе не призывала вас и не просила о помощи. Ты, Бер’ок, и все остальные — оставьте меня в покое.

— Мы готовы утолить твою боль. Я возьму тебя… под свое особое покровительство. Жаждешь отомстить? Такой случай тебе обязательно представится. Тот, кто надругался над тобой, желает отобрать у пустынной богини ее силу. Он замыслил подчинить своей власти отрезок магического Пути и превратить древний мир в ад, скроенный по его прихоти. Быть может, дитя, сейчас ты не согласишься со мной, но телесные раны — это пустяки. Настоящая опасность кроется не в похотливой страсти Бидитала, а в его жажде безраздельной власти. Нужно вонзить ему нож в сердце. Согласна ли ты стать этим ножом?

Фелисин молчала. Она не знала, который из древесных ликов принадлежал Бер’оку, и просто переводила взгляд со статуи на статую. Кроме богов, тут же стояли статуи двух тоблакайских воинов. Но от них почему-то не исходило никакого свечения. Фигуры были темными и безжизненными, как стволы мертвых деревьев в предрассветный час.

— Послужи нам, и мы послужим тебе, — продолжал Бер’ок. — Поторопись с ответом, дитя. Сюда кто-то идет.

Фелисин увидела приближающегося Л’орика. В руке мага покачивался фонарь.

— Чем я могу послужить вам? — спросила девочка.

— Мы позаботимся о том, чтобы возмездие Бидиталу было соразмерно его преступлениям и чтобы оно совершилось… своевременно.

— Но как я стану ножом возмездия?

— Дитя, ты уже им стала, — тихо ответил Бер’ок.

Глава четырнадцатая

Теблоры издавна отличались необычайной жестокостью, убивая всех, кто попадался им под руку. Эти демоны во плоти стали настоящим проклятием для натианцев, чего те уж точно не заслужили. Чем раньше эти кровожадные дикари будут истреблены в своих горных логовах, тем скорее память о них перекочует в страшные сказки, которые рассказывают детям. А пока этого не случилось, мы считаем истребление теблоров своей первейшей и наиглавнейшей обязанностью.

Айид Курбурн. Священный поход 1147 года

Волки вприпрыжку неслись сквозь светящийся туман. Когда звери поворачивали свои крупные головы в сторону Карсы, их глаза вспыхивали красными лучиками. Возможно, хищники принимали его за лося, пробирающегося по глубокому снегу. Как бы то ни было, волки не отставали, удивляя юношу неумолимым терпением, присущим их племени.

Сомнительно, чтобы горным волкам прежде уже приходилось охотиться на теблорского воина. Карса никак не рассчитывал увидеть здесь снег, но белые сугробы обступили его сразу же, едва он свернул к северным отрогам этой островерхой горной цепи. Хорошо еще, что путь его лежал не через перевалы. Справа, менее чем в двух лигах отсюда, по-прежнему виднелись охристые пески пустыни. Там нещадно палило солнце. Здесь же его огонь был холодным, как и все остальное вокруг.