Дом Цепей

Авангард чужой армии поднялся на гребень холма и замер. На гребне соседнего холма появился отряд, состоявший из виканцев, сетийцев и малазанских офицеров.

«Худ меня побери, и адъюнктесса вместе с ними!»

В свите Таворы Струнка заметил также Гамета, Нихила с Бездной, Темула, капитана Кенеба и лейтенанта Раналя.

Противников разделяла лишь узкая долина между холмами. Прошло несколько минут. Потом Темул наклонился к адъюнктессе и что-то сказал ей. Тавора тронула поводья и вместе с Темулом и Гаметом съехала с холма.

Им навстречу спускался одинокий всадник. Должно быть, предводитель племени. На его широкой груди висели ножны с двумя саблями, причем у одной из них рукоятка была отломана. Изображения черных слез казались оспинами, въевшимися в его щеки. Возле того места, где стояли Струнка со Спрутом, всадник задержался и с сильным акцентом спросил по-малазански:

— Эта женщина на коне и есть ваша главная?

— Да, это адъюнктесса Тавора, — несколько удивленный вопросом, подтвердил Струнка.

— По пути сюда мы повстречали кхиран-дхобри. Больше они вам досаждать не будут, — сказал всадник и почему-то улыбнулся.

Тавора и ее сопровождающие остановились в пяти шагах.

— Приветствую тебя, вождь хундрилов, — начала адъюнктесса. — Я — Тавора Паран, командующая Четырнадцатой армией Малазанской империи.

— А я — Галль, командир хундрильского легиона «Выжженные слезы».

— «Выжженные слезы»? Откуда такое странное название? — поинтересовалась Тавора.

Всадник совершил ритуальный жест скорби.

— В память о Чернокрыле, предводителе виканцев. Мне довелось говорить с ним. Мои воины горели желанием помериться силой и убедиться, кто сильнее, мы или виканцы. Теперь я понимаю: это было глупое соперничество… Чернокрыл убит, его клан уничтожен, а «Истребители собак» Корболо Дома глумились даже над мертвыми. Такое нельзя прощать, и потому мы здесь. Нас три тысячи. Когда-то мы помогали Чернокрылу, сражаясь на его стороне… Сейчас мы уже не те, какими были раньше. Мы изменились. Мы оплакиваем потерю… самих себя, и это будет продолжаться до тех пор, пока мы живы.

— Твои слова, Галль, опечалили меня, — дрогнувшим голосом сказала Тавора.

«Ты еще расплачься тут!» — мысленно проворчал Струнка.

— Мы хотим примкнуть к твоей армии, — продолжал Галль. — Нам больше некуда идти. Стены родных шатров стали для нас чужими. Те, кого мы любили и кто любил нас… они теперь тоже чужие.

— И вы готовы сражаться под моим командованием? — уточнила адъюнктесса.

— Готовы.

— Вы жаждете отомстить Корболо Дому?

Галль покачал головой.

— Не это главное. Мы хотим искупить свою вину.

— О какой вине ты говоришь, Галль? — удивилась Тавора. — Темул рассказывал мне, как стойко и храбро вы сражались. Да без вашей поддержки «Собачью цепь» перебили бы возле Санимона, и беженцы никогда бы не увидели Арэна.

— Но потом мы покинули Чернокрыла и отправились в свои земли зализывать раны… Нам нельзя было бросать «Собачью цепь». Останься мы тогда с Чернокрылом, все могло бы пойти по-другому… Я все сказал.

Адъюнктесса молча сидела в седле.

Струнка стянул шлем, в котором было слишком жарко, и обтер потную голову. Оглянувшись назад, он увидел на гребне холма цепь хундрильских всадников, застывших в молчаливом ожидании.

— Галль, Четырнадцатая армия принимает в свои ряды легион «Выжженные слезы», — наконец промолвила Тавора.

От радостного гула задрожала земля. Струнка обернулся и выразительно поглядел на Спрута.

«Три тысячи опытных солдат, умеющих воевать в пустыне, — да это же настоящий подарок Королевы Грез. Наконец-то положение начало меняться в нашу пользу».

Спрут понял его без слов и медленно кивнул.

Но оказывается, Галль еще не закончил. Трудно сказать, понимал ли он сам все значение того, что сделал потом. Струнке подумалось, что едва ли, и тем не менее…

Вождь хундрилов подъехал поближе к Темулу и спешился. Он прошел несколько шагов (причем все это — на виду у трехсот виканцев и пятисот сетийцев) и остановился возле его лошади. Серые глаза бывалого командира так и впились в худенького виканского парня. Вынув из ножен саблю с обломанной рукояткой, Галль подал ее Темулу.

Побледневший Темул нагнулся за саблей.

Галль отступил на шаг и преклонил колено.

— Мы — не виканцы, — хриплым от волнения голосом произнес вождь хундрилов, — но мы сделаем все, дабы стать таковыми. — И он опустил голову.

Темул молчал, явно потрясенный подобным заявлением. Струнка вдруг догадался: парнишка не знает, что должен сказать и сделать в ответ. Сержант сдвинул шлем набекрень, словно намеревался вытереть пот со лба. Темул заметил лучик света и застыл, встретившись глазами со Скрипачом.

Тот слегка качнул головой: «Не спешивайся, Темул! Оставайся в седле. — А затем коснулся губ: — Отвечай ему словами!»

Парень выпрямился и расправил плечи. Когда он заговорил, его голос почти не дрожал:

— Галль из легиона «Выжженные слезы»! Чернокрыл глядит сейчас на тебя и на твоих воинов глазами каждого виканца. Он все видит и одобряет происходящее. Во имя Чернокрыла я, Темул из клана Ворона, принимаю тебя… и воинов легиона «Выжженные слезы»… в виканский клан Ворона.