Дом Цепей

— Он зря не позовет. Это вообще удивительная собака. Прошла весь путь от Хиссара до побоища близ Арэна. Я собственными глазами видел, как пес рухнул у ног Колтейна. Беднягу несколько раз проткнули копьем. Никто не думал, что отважный зверь выживет.

— Кто же его спас?

— Геслер.

— Сержант, что командует взводом военных моряков?

— Так точно, господин кулак. Геслер тогда нашел двух собак. Представляете, обе были смертельно ранены, и обе выжили.

— Может, нашелся искусный лекарь? Они порой творят чудеса.

— Возможно, но у Блистига таких целителей точно не было. Я специально узнавал. Тут вообще кроется какая-то загадка, и она до сих пор не разгадана. Я говорю не только о собаках, а и о самом Геслере, его капрале Урагане и еще одном солдате. Вы заметили, какой у них необычный оттенок кожи? Все трое — фаларцы, а те, как известно, от рождения отличаются бледностью.

— Пустынное солнце, — предположил Гамет.

— Никак нет, господин кулак. Пустынный загар совсем другой. Кстати, «Силанду» в Арэн привел тоже Геслер.

— Уж не думаете ли вы, капитан, что этот сержант… заключил договор с каким-нибудь богом? Вы же знаете: в имперской армии любые культы запрещены.

— Не стану ничего утверждать. Эти трое кажутся мне подозрительными, но у меня нет оснований обвинить их в колдовстве. На всякий случай я решил держать взвод Геслера и еще пару взводов в самом хвосте колонны.

— Печально, капитан, — вздохнул Гамет. — Стало быть, вы не доверяете своим солдатам. Лично я об этом слышу впервые. А вы не пытались поговорить с Геслером начистоту?

Офицеры дошли до конца лагеря. Дальше в сумраке проступала цепь невысоких холмов. Справа темнел Ватарский лес. Чувствуя, что Гамет ждет ответа, Кенеб вздохнул и сказал:

— Они мне тоже не доверяют. В моей роте распространился слух, что… ну, якобы когда вспыхнул мятеж, я бросил своих солдат на погибель и предпочел спастись бегством.

«А что, всякое могло случиться», — подумал про себя кулак.

Однако капитан уловил его сомнения.

— Я не дезертировал с поля боя, господин кулак, хотя и не стану отрицать, что некоторые из моих тогдашних решений дают основание усомниться в моей верности Малазанской империи.

— Поясните свои слова, — тихо попросил Гамет.

— Со мной были жена и двое сыновей. Я старался любой ценой спасти их. Тогда это являлось основной моей целью. В нашем и еще в других гарнизонах солдаты целыми ротами переходили на сторону мятежников. Я окончательно перестал понимать, где свои, а где чужие. И в довершение всего, мой командир…

— Довольно, капитан. Я не стану и дальше вас расспрашивать. Скажите только: вам удалось спасти семью?

— Так точно, господин кулак, удалось. Хотя и с превеликим трудом. Если бы не помощь одного сжигателя мостов…

— Что?! Надеюсь, вы хотя бы узнали его имя?

— Узнал. Некий капрал Калам.

— Так он сейчас в Семиградье?

— Тогда был здесь. Как я понял, этот Калам держал путь… прямо к императрице. У него было к ней какое-то важное дело.

— Кто еще знает об этом?

— Больше никто. Я слышал, будто бы остатки сжигателей мостов погибли на Генабакисе. Но Калама среди них точно не было. В то время он находился здесь. А уж где он сейчас — это, вероятно, знает только императрица.

Неподалеку в траве что-то зашуршало.

«Виканский пес, — сразу догадался Гамет. — И чего он здесь рыщет?»

— Ладно, капитан. Пусть Геслер пока движется в хвосте колонны. Но перед сражением нужно будет испытать его. Я должен знать, насколько этот человек надежен.

— Слушаюсь, господин кулак.

— Где-то поблизости бегает ваш пес.

— Да. Он всегда исчезает по ночам. Где бы мы ни останавливались на привал, пес постоянно кружит вокруг лагеря. Такое чувство, что он… ищет Колтейна. Когда я думаю об этом, у меня прямо сердце разрывается.

— А если он и впрямь его ищет?

— Но ведь Колтейн…

— Убит невдалеке от Арэна и тем не менее жив. Нужно быть слепым и глухим, чтобы не ощущать этого. Спокойной ночи, капитан.

Гамету хотелось поскорее выплюнуть слюну, но он знал: горечь во рту так быстро не исчезнет.

Костер давно погас. Завернувшись в плащ, Струнка глядел на кирпичики пепла, в которые превратились сгоревшие навозные лепешки. Почти у самых ног сержанта лежала тощая собачонка породы хенский тараканолов, которую все звали просто Таракашкой, и упоенно грызла кабанью кость, значительно превосходившую размерами ее саму. Если бы кабан вдруг ожил, Таракашка мигом исчезла бы в его пасти.

Ох и забавная ему досталась спутница, чтобы скоротать эту унылую ночь. Поблизости храпели солдаты из его взвода. Ребята сумели набить животы, а вот напиться им не удалось: когда вернулись из караула, все уже падали с ног от усталости. Что ж, они окажутся среди тех редких счастливчиков, у кого утром не будет с похмелья болеть голова. Даже Спрут еще спал, хотя тот всегда привык вставать затемно. Впрочем, может, сапер и проснулся, но просто тихо лежал спиной к костру.