Дом Цепей

«Будь я художником, я бы запечатлел это мгновение, и пусть зрители остальное домысливают сами», — подумал Гамет.

Он прошел к столу, где стоял еще один кувшин, и налил себе полную кружку.

— Госпожа адъюнктесса, наша армия совершенно пьяна, — сказал Гамет.

— И мы сами тоже, — пророкотал Галль. — Ваша армия не способна сражаться.

Гамет оглянулся на Тавору. У той на лице не дрогнул ни один мускул.

— Боеспособность армии, вождь, испытывается в бою, — возразил на это верховный кулак, подходя к стулу хундрила. — Наше главное сражение впереди. Вот тогда и посмотрим.

— И неизвестно еще, что увидим, — оскалил зубы Галль. И снова приложился к кувшину.

— Да ты никак уже жалеешь о том, что вы к нам примкнули? — забыв о гостеприимстве, в упор спросил Гамет.

— Ни в коем случае. Мои шаманы гадали на песке и многое узнали о вашем будущем. Четырнадцатой армии предстоит жизнь долгая, хотя и весьма беспокойная. Вам придется постоянно что-то искать, на кого-то охотиться. Причем вполне возможно, что при этом вы так никогда и не узнаете истинную подоплеку событий… Пески пустыни вечно находятся в движении. Та же участь ждет и Четырнадцатую армию.

Гамет нахмурился.

— Не хочу никого обидеть, но я мало верю в гадания. Ни один смертный и никакой бог не в состоянии предсказывать судьбу. Будущее всегда остается неизвестным. Невозможно расчертить его, словно карту.

— Шаманам и не нужно ничего чертить. Будущее само показывает им узоры, все равно как ваша Колода Драконов. Или ей ты тоже не веришь, верховный кулак?

— Многие ей доверяют. Однако я не из их числа.

— А узоров истории ты тоже не видишь? Неужели не замечаешь, как мы проходим круг за кругом? До вашей империи существовали другие, стремившиеся завладеть Семиградьем. Сейчас в пустынях живут хундрилы, кхиран-дхобри, трегины, а прежде них здесь обитали саниды и оруты, но и они не были первыми. Имена более ранних племен давно исчезли из памяти. А вот их узоры остались. Развалины древних городов, насыпные дороги. Куда ни шагни — повсюду ступаешь по узорам прошлого. Подними голову к небу — и там ты найдешь то же самое. Звезд, что светят нам ночами, быть может, давно уже нет, а вот их узоры остались. — Галль опять приложился к кувшину. — Так что, верховный кулак, прошлое лежит и под настоящим, и над ним. Мои шаманы это хорошо знают. Прошлое — это кости, на которых держатся мускулы будущего.

— Завтра мы доберемся до Ватарского брода, — сказала адъюнктесса, поворачиваясь лицом к Галлю. — Что мы там найдем?

Глаза вождя сверкнули.

— А это уж тебе решать, Тавора Паран. Там место смерти. Оно будет говорить с тобой, и слова, которые услышишь ты, другие не услышат.

— Вы там уже побывали? — спросила она.

Галль ответил кивком.

Гамет допил вино. Пожалуй, впервые он чувствовал себя здесь лишним, будто деревенский простак, случайно затесавшийся в компанию образованных людей. У него неприятно покалывало все тело. Звуки пиршества постепенно глохли. Еще немного, и в лагере воцарится тишина пьяного забытья. По сути — маленькая, временная смерть. Говорили, что якобы в такие минуты сам Худ ходит среди распростертых тел, выбирая себе будущие жертвы.

Он поставил пустую кружку на стол и спросил:

— Вы не возражаете, если я выйду на воздух? А то здесь что-то… слишком душно.

Ответа не последовало, и тогда Гамет молча покинул шатер. Миновав застывших караульных, он остановился и задрал голову к небу.

«Мертвый свет? Прошлое, оставившее нам свои узоры? Неужели звезды, которые сейчас я вижу, и впрямь давным-давно исчезли, а их сияние продолжается? Даже если и так, что толку нам в этих знаниях?»

Верховный кулак вдруг почувствовал, что ему неуютно не только в шатре адъюнктессы. Ему вообще неуютно на этой войне.

«Я слишком стар для этого похода. Худ свидетель, мне с самого начала не понравилась затея Таворы притащить меня в Семиградье. Месть — удел молодых, когда бурлят страсти и жизнь настолько остра, что только и гляди, как бы не порезаться. И не опалить душу».

Из темноты выскочил здоровенный виканский пес. Пригнув голову, он задержался возле Гамета. Старик заметил, что пятнистая шкура собаки вся исполосована шрамами. Не удостоив его взглядом, пес скрылся в проходе между шатрами.

— Не бойтесь, он вас не тронет, — послышался голос капитана Кенеба.

— Вот уж не ожидал застать вас бодрствующим, капитан.

— Кабанье мясо не сумело подружиться с моим желудком, господин кулак.

— А я так думаю, что во всем виновато не столько мясо, сколько эта проклятая молочная брага. Все время забываю ее название.

— Уртатан. Нет, сегодня я не выпил ни глотка. Мне уже доводилось пробовать любимое пойло хундрилов. Вполне хватило одного раза. Думаю, к утру три четверти солдат и офицеров нашей армии решат последовать моему примеру.

— А что будет с остальными?

— Скончаются в страшных мучениях. — Заметив настороженное лицо Гамета, капитан улыбнулся: — Виноват, это была шутка.

Они пошли рядом.

— А что потянуло вас пойти следом за тем псом, Кенеб?