Дом Цепей

— Не волнуйся, сержант, об этом уже позаботились. Твой взвод заслужил право первым пересечь Ватар.

— Благодарю, господин капитан.

Струнка поймал себя на том, что не испытывает никакого воодушевления. Раньше он бы весь сиял от гордости, а сейчас… сейчас в его мозгу звучала все та же изматывающая песня, напоминающая погребальный плач.

— Думаю, мы с тобой и впрямь чисто сработали, — сказал ему Спрут. — Эй, ты чего такой мрачный?

«Ну сработали и сработали. Что же мне теперь, от радости на одной ножке скакать?»

Северный берег реки представлял собой сплошной крутой склон. В отличие от южного, деревья здесь росли лишь у самой воды. Адъюнктесса и Гамет уже ехали по узкой тропе, ведущей к вершине холма, а Четырнадцатая армия все еще продолжала переходить Ватар.

Речная грязь на доспехах Гамета успела подсохнуть и превратилась в корку. Этот подъем тяжело давался не только лошади, но и ему самому. Старик шумно дышал и больше всего на свете мечтал сбросить с себя насквозь пропотевшее нижнее белье.

Миновав тень нависающих скал, они вновь выехали на залитое солнцем пространство. Над каменистой равниной дул ветер, жаркий и колючий. Неподалеку, в ложбинке, темнел круг закопченных камней. Должно быть, сохранился еще со времен «Собачьей цепи».

Обзор с такой высоты открывался просто превосходный. Вдали, на юго-востоке, виднелся подернутый дымкой город Убарид. За ним блестело зеркало Криводожальского моря. Городская гавань белела точками парусов.

— Адмирал Нок, — сказала адъюнктесса.

— Значит, он отбил Убарид?

— Да. Очень кстати. Нам не помешает пополнить запасы… Ты вон туда взгляни, Гамет. Видишь?

Кулак сощурился, удивляясь, что способен окинуть взором едва ли не все пространство Убарид-одана… От увиденного у него аж дух перехватило. На горизонте ярко пылала красная огненная стена, как будто там заходило второе солнце.

— Вихрь Дриджны, — пояснила Тавора.

Гамету показалось, что ветер сразу стал холоднее.

— За той стеной — наш враг, — продолжала адъюнктесса. — Как, по-твоему, Ша’ик попытается преградить нам путь в Рараку?

— Так поступил бы любой полководец, ожидающий вторжения.

— Ты уверен? А почему бы не заманить чужую армию вглубь Рараку? Там ведь еще легче расправиться с зелеными новобранцами.

— Я не думаю, что Ша’ик настолько глупа. На ее месте я бы сделал все, чтобы измотать вражескую армию. Усталые и раненые солдаты, нехватка стрел, лошадей, продовольствия и многих необходимых вещей. Ко времени главного сражения я бы уже кое-что знал о вас, госпожа адъюнктесса. Об особенностях ваших маневров. Я бы понимал, как мне наступать и как обороняться. А если Ша’ик предпочтет сидеть и ждать нашего появления, то лишится этих преимуществ.

— Я тоже думала об этом, Гамет. Сама не могу понять, в чем дело. Либо Ша’ик испытывает ко мне полное безразличие, либо считает, что уже достаточно знает меня. Но каким образом? Даже если предположить, что в наших рядах у нее есть лазутчики… что они смогли узнать? Только то, что дисциплинированная малазанская армия неотступно движется к пределам Рараку.

«Лазутчики? Боги милосердные, а я ведь никогда не задумывался об этом!»

Они замолчали, погруженные каждый в свои мысли.

На западе солнце скрывалось за кромкой Ватарского леса.

А огненная стена Вихря продолжала ярко светиться.

Глава шестнадцатая

У силы есть голос, и заключен он в песне таннойского духовидца.

Кимлок

Калам проснулся оттого, что ему в бок тыкалось что-то влажное. Он медленно открыл глаза, наклонил голову и увидел детеныша бхо’карала, пристроившегося у него на животе. Слюнявую морду еще можно было бы стерпеть. Но содержимое прорвавшегося кожного нарыва…

Калам сел, подавляя желание схватить паршивца за шею и вдавить его в ближайшую стену. Разумеется, убийца руководствовался вовсе не состраданием, просто он трезво оценил положение вещей. Башня Искарала Прыща с ее подземельями служила пристанищем сотням, если не тысячам бхо’каралов. У них существовала достаточно сложная иерархия, где неукоснительно соблюдался принцип «Все за одного». Прибей Калам сейчас этого шелудивого детеныша, и ему придется иметь дело с целой оравой взрослых самцов. Бхо’каралы хоть и не отличались внушительными размерами, зато их зубы вполне могли соперничать с медвежьими.

Преодолевая отвращение, Калам осторожно сбросил детеныша на пол. Тот заверещал и устремил на обидчика большие влажные глаза, явно намереваясь взобраться снова.

— Даже не пытайся! — угрожающе прошептал Калам, поднимаясь с подстилки.

Тонкая шерстяная рубашка была щедро залита гноем и соплями. Брезгливо морщась, бывший сжигатель мостов стянул ее и отбросил в дальний угол своей комнатушки.

Калам провел в башне около десяти дней. Искарала Прыща он больше не видел. Последствия битвы с энкар’алом отошли в прошлое, если не считать слабого покалывания в пальцах рук и ног. И теперь убийце не терпелось поскорее убраться отсюда.