Дом Цепей

Он бросил в деревянный рот сестры еще несколько кусочков мяса, и они провалились внутрь. Синнигиг знал: Фирлис не в состоянии есть никакую пищу. Эти кусочки мяса сгниют, удобрят почву, и тогда соки напитают его сестру.

— Если так, — заключил яггут, — то эти духи не столь уж и глупы.

Книга четвертая ДОМ ЦЕПЕЙ

Пусть закрыты все двери

И задвинуты ставни окон,
Запечатана щель любая
От вторжения внешнего мира…
Все напрасно:
Убийцы, пугавшие вас,
Здесь уже, в этом доме.

Таланбаль. Дом

Глава восемнадцатая

Гнев Вихря богини
Огнем был, рожденным
В горниле священной Рараку.
А легионы,
Вздымавшие пыль цвета крови
И обожженные солнцем,
Хладным были железом.
Там, на безводных причалах умершего града,
Собирались две армии, к битве готовясь.
И сам Худ там ходил по земле обреченной,
По знакомым местам он бродил…

Рыбак Кельтат. Разделенное сердце

Она прекрасно знала, что мать будет бранить ее за изорванное и испачканное новое платье, но все равно ползла вдоль гладко обтесанных камней. Туда, к самому краю канавы, откуда можно было наблюдать за сестрой.

Тавора выбрала самые задворки их усадьбы, возле разрушенной стены, которую никак не удосуживались починить. Она позаимствовала у брата костяных солдатиков и теперь увлеченно играла.

Только потом Фелисин узнала, что ее девятилетняя сестра воспроизвела настоящую битву между королевской армией Унты и мятежным домом К’азз Д’Аворов. Война эта окончилась полным уничтожением бунтовщиков и переходом всех их владений в собственность короны. Воображая себя герцогом Кенуссеном Д’Авором, старшая сестра Фелисин упрямо перебирала все тактические маневры, способные принести победу. Силы герцога уступали королевским. Более того, его армия оказалась запертой на дне ущелья. Был еще целый ряд обстоятельств, сложившихся не в пользу мятежника. Оценивая это сражение, военные историки проявляли редкое единодушие: у герцога не было никаких шансов на победу.

Трудно сказать, сумела ли Тавора одержать верх там, где непревзойденный стратег Кенуссен Д’Авор потерпел поражение. Однако с тех пор подглядывание за сестрой превратилось у Фелисин в привычку, в навязчивую потребность. Ей казалось, что Тавора никогда не была ребенком, никогда не играла просто так, по-детски самозабвенно. Она жила в тени старшего брата, ничем себя не проявляя, и, только когда Ганос отправился учиться в офицерскую школу, Тавора начала незаметно меняться. Она больше не пребывала в тени брата. Она сама стала тенью, которая уже не следовала за ним по пятам, а преследовала его.

Потом Фелисин, как это часто бывает, забыла о своих детских рассуждениях. И только совсем недавно они вновь всплыли в памяти. И теперь Таворины игры в солдатики виделись ей уже в ином свете. Она словно бы смахнула песок с каменных плит, обнажив то, что было на них изображено.

Давным-давно, когда эти развалины еще были цветущим городом, южной своей оконечностью он выходил к морю. Береговая линия не была пологой, а довольно круто обрывалась вниз. А потом море ушло, обнажив илистые склоны, и за них принялись нещадно палящее солнце и неугомонный ветер. За тысячи лет они создали семь естественных скатов, поднимающихся с бывшего дна к городским развалинам.

Ша’ик стояла на краю самого крупного ската, разглядывая плоскую равнину, бывшую когда-то морским дном. Это место она избрала для грядущего сражения с армией Таворы. В четырех тысячах шагов отсюда, на противоположном краю равнины, поднимались зубчатые остатки коралловых островов, над которыми ревел Вихрь. Буря, питаемая магией, сдула с них весь песок. Более неудачное место для построения легионов и подготовки к сражению было трудно себе представить. Один неверный шаг — и люди, и лошади переломают себе ноги. Но малазанцам выбирать не придется. Они подойдут с той стороны и напорются прямо на коралловые зубцы. Если Тавора решит обойти эту протяженную цепь, то окажется на краю крутого обрыва. Оттуда невозможно спуститься, только упасть. Это с восточной стороны. А на западе равнина переходила в глубокие пески, по которым и одиночным-то путникам передвигаться опасно, не говоря уже об армии.