— Предводитель, Избранница попросила меня объяснить, что такое «холодное железо». Моих знаний не хватает, поэтому я прошу тебя помочь.
Пустынный воин усмехнулся, блеснув зубами.
— Холодное железо — это Колтейн. Дассем Ультор, если только легенды не врут. Дуджек Однорукий. Адмирал Нок. К’азз Д’Авор из Багровой гвардии. Иниш Гарн, который был вождем гралов. Холодное железо — оно твердое. Острое.
— Иногда слишком острое, — вставил Л’орик.
— Железо — это душа полководца, — продолжал Маток. — Она либо полыхает огнем жизни, либо дышит холодом смерти. Вот так-то, Избранница. Корболо Дом — это горячее железо. Я — тоже. И ты. Мы все подобны пустынному солнцу, пустынному зною, который сродни дыханию богини Вихря.
— Значит, армия Дриджны — это горячее железо?
— Да, Избранница. И потому мы должны молиться, чтобы в кузнице сердца Таворы не угасало пламя отмщения.
— Ты хочешь сказать, мы должны молиться, чтобы и она тоже оказалась горячим железом? Но почему?
— Потому что тогда мы сумеем победить.
У Ша’ик вдруг затряслись колени. Она пошатнулась. Л’орик испуганно подскочил к ней и удержал за плечи.
— Что с тобой, Избранница?
— Со мной… ничего. Голова слегка закружилась… Уже прошло.
Она взглянула на Матока. В глазах у того что-то промелькнуло и тут же погасло. Его лицо вновь стало бесстрастным.
— Скажи, предводитель, а если Тавора окажется холодным железом?
— Тогда нас ожидает жестокая битва.
— Летописи повествуют, что холодное железо в три, а то и в четыре раза чаще одолевает горячее, — добавил Л’орик.
— А как же Колтейн? — не унималась Ша’ик. — Разве он не пал под натиском Корболо Дома?
Л’орик и Маток переглянулись.
— Не слышу ответа!
— Избранница, пока «Собачья цепь» двигалась к Арэну, Корболо Дом и Колтейн провели девять сражений, — сказал Маток. — Из них Корболо выиграл только одно. Самое последнее, у стен Арэна. Но для этого ему понадобились помощь Камиста Релоя и сила Маэля, которую он получал через одного жреца-джистала.
Ша’ик понимала: Л’орик видит, что ее трясет. А домыслить остальное ему не составит труда.
— Избранница, — прошептал маг, наклоняясь к самому ее уху, — я чувствую, что ты знакома с Таворой. И ты знаешь, что она —
Ша’ик молча кивнула. Откуда ей это известно? Воспоминания детства тут ни при чем. Суть Таворы она учуяла нутром. Это знание, которое не требует подтверждений. Оно просто есть, и все.
— Маток, а среди наших приверженцев кто-нибудь является холодным железом? — спросил Л’орик.
— Всего лишь двое, высший маг. Один из них может быть и холодным, и горячим. Это Тоблакай.
— А кто второй?
— Леоман Неистовый.
Корабб Бхилан Тену’алас лежал, присыпав себя песком. Поначалу ему было очень жарко. Его телаба промокла насквозь, отчего вокруг тела образовался песчаный панцирь. Теперь стало прохладнее, но очень скоро Корабб, проклинавший жару, дрожал от холода.
Он был пардийцем, шестым сыном в семье. Он был еще ребенком, когда его отца — вождя племени — свергли, и все сразу изменилось. Корабб рано покинул родной дом и немало лет провел в странствиях и скитаниях. Пробовал зарабатывать ремеслом, но оседлая жизнь его не влекла. Существование караванного стражника казалось однообразным. Куда интереснее было самому нападать на караваны, и Корабб сменил род занятий… Когда судьба свела его с Леоманом, он едва дышал. Трое гральских всадников почти целое утро волокли его по пустыне.
Леоман выкупил Корабба у гралов за смехотворную сумму: да и сколько можно было потребовать за пленника, с которого горячие пески заживо содрали едва ли не всю кожу? Леоман отвез его к знахарке из какого-то неведомого племени. Та потащила умирающего к горному источнику и заставила сесть в воду. Корабба трясла лихорадка, но старуха не выпускала его до тех пор, пока не сотворила нужный ритуал и не попросила древних духов исцелить его тело.
Корабб понятия не имел, что заставило Леомана выкупить его у гралов. Поначалу он просто не решался спросить, а узнав пустынного воина поближе, счел за благо вообще помалкивать. Зато Корабб знал другое: если понадобится, он отдаст свою жизнь за Леомана Неистового.
Сегодня они оба почти весь день провели в засаде, лежа молча и неподвижно. Только под вечер вдали показались первые вражеские дозорные, осторожно двигавшиеся по растрескавшейся земле.
— Виканцы, — сказал Корабб, шевельнув затекшими плечами.
— И сетийцы тоже, — отозвался Леоман.
— А с ними еще кто-то в серых доспехах.
Леоман пригляделся и смачно выругался.
— Хундрилы с южного берега Ватара. А я-то надеялся… Тяжко им тащить на себе такие доспехи. Только глянь, какие древние. Значит, разграбили могилы предков. Когда их предки носили эти доспехи, хундрилы еще не ездили верхом.
Корабб прищурился.
— Почти сразу за их дозорными следуют передовые отряды. Видишь, как пылят?
— Вижу. Надо что-то делать.
Оба воина молча покинули гребень холма и побежали к ложбине, где оставили своих лошадей.
— Вечером, — коротко произнес Леоман, забираясь в седло.