Дом Цепей

— Л’орик, не надо рассказывать мне сказки. Я уже тогда поняла то, что ты сам, быть может, понял только сейчас. Ша’ик Возрожденная и Ша’ик-прежняя — это две разные женщины.

— Девочка, это не имеет никакого значения. Главное, что богиня Вихря избрала ее.

— Да, потому что прежняя Ша’ик либо умерла, либо была убита. Ты тогда не увидел правду на лицах Леомана и Тоблакая. А я заметила, что оба чувствовали себя неуверенно, поскольку не знали, сработает ли их уловка. Она сработала. Но богиня Вихря сделала свой выбор… по необходимости. Да, Л’орик.

— Я уже сказал тебе, Фелисин, это не имеет значения.

— Для тебя, быть может, и не имеет. Даже сейчас ты меня не понимаешь. Я видела Ша’ик-старшую вблизи. Всего один раз, но этого хватило. Она равнодушно взглянула на меня и даже не заметила. Она вообще никого не замечала. Я хоть и была тогда совсем мала, но поняла. Поняла всю правду — и о ней, и о ее богине.

Л’орик откупорил кувшин и сделал несколько торопливых глотков, вливая вино в пересохшее горло.

— И что же это была за правда? — шепотом спросил маг, не решаясь взглянуть на собеседницу. Он снова припал к кувшину.

— Я поняла: мы все… все до единого… лишь рабы. Мы — орудия, с помощью которых она удовлетворяет свои желания. А в остальном богине на нас глубоко наплевать. Но когда я впервые увидела Ша’ик Возрожденную, мне показалось, что в ней что-то переменилось. — Боковым зрением Л’орик заметил, как Фелисин иронично пожала плечами. — Но богиня слишком сильна. Ее власть безраздельна. Она отравляет ядом безразличия… я хорошо знаю его вкус. Спроси у любого сироты. Все они, независимо от возраста, подтвердят тебе мои слова. Мы все сосали грудь богини. Да вот только у нее вместо молока — яд.

Маг чувствовал слезы, катящиеся у него по щекам, но не осмеливался шевельнуться, чтобы вытереть их.

— А теперь, Л’орик, — продолжала Фелисин, — правда открылась нам всем. Абсолютно каждому. Мы все сироты. Подумай об этом. Бидитал потерял свой храм и вообще лишился своего культа. То же самое случилось и с Гебориком. Осиротел и отступник Корболо Дом, кулак, который когда-то стоял в одном ряду с такими полководцами, как Колтейн и Скворец. А Фебрил? Ты знаешь, что он убил собственных родителей? Тоблакай лишился соплеменников… Когда-то мы были детьми Малазанской империи. И что мы сделали? Мы отвергли императрицу Ласин, заменив ее безумной богиней, которая жаждет лишь разрушения и рек крови…

— По-твоему, я тоже сирота? — уточнил Л’орик.

Фелисин не понадобилось ему отвечать: вопрос говорил сам за себя, и от этого оба ощутили неподдельную боль.

«Ах, Озрик…»

Девочка взяла из рук мага кувшин и сделала несколько глотков. После чего продолжила:

— Остается лишь Леоман Неистовый. Да, Леоман. Наш ущербный бриллиант. Я часто думаю: сумеет ли он нас спасти? Воспользуется ли такой возможностью? Из всех нас только он один… лишен оков. Богиня хотела бы заковать в свои цепи и его, но ее надежды тщетны. Ты ведь это понимаешь, Л’орик?

Маг кивнул. И вытер рукавом глаза.

— Я сумею убедить в этом Ша’ик.

— Она знает, что Леоман — наша последняя надежда?

— Думаю, что да, — со вздохом ответил Л’орик.

Оба долго молчали. Стало совсем темно. Огонь догорел, и теперь полянку освещали только звезды. Магу вдруг показалось, что у статуй Тоблакая жадно блеснули голодные глаза. Л’орик вскинул голову и невольно содрогнулся.

— Чуешь их присутствие? — тихо засмеялась Фелисин.

— Странные они, эти статуи. Лица у них вроде бы т’лан имасские, и тем не менее…

— Тоблакай почитал их как богов. Леоман проговорился мне однажды, когда сильно нанюхался дурханга. Но предупредил, чтобы я ни единым словом не обмолвилась нашему скульптору. — Девочка вновь засмеялась, теперь уже громче. — Только глупец отважился бы встать между Тоблакаем и его богами.

— Да. Этот простой воин на самом деле вовсе не так уж прост, — пробормотал Л’орик.

— Как и ты сам, высший маг, — сказала Фелисин. — Ты прекрасно знаешь, что вскоре тебе придется действовать. Придется выбирать. Стоит замешкаться — и выбор сделают за тебя, да такой, что ты горько пожалеешь.

— То же самое я могу сказать и тебе, Фелисин.

— Ну что ж, тогда нам есть о чем поговорить. Только давай вначале поедим, пока вино не опьянило нас и не затуманило разум.

Ша’ик попятилась. Ей стало больно и тревожно. Обиталище Геборика было окружено невидимой сетью магических заклинаний. И сейчас они задрожали, словно сигнальные колокольчики.

Ша’ик подавила гнев, начавший захлестывать ее, и совсем тихим голосом сказала:

— Геборик, ты же знаешь, кто к тебе пришел. Впусти меня. Если ты и дальше будешь сопротивляться, я обрушу на тебя весь гнев богини.

Ответом ей была тишина, затем знакомый голос произнес:

— Входи.

Избранница сделала шаг. Преграда возникла снова, но теперь Ша’ик смогла прорвать невидимую завесу, возведенную над разрушенными стенами. А потом… Она не знала, что произошло. Как будто там, где только что лежала густая мгла, вдруг вспыхнул ярчайший свет. Он принес с собою ощущение пустоты и… свободы. Она была свободна!

— Что ты сотворил, Геборик?