Ша’ик обвела глазами равнину. Да, именно здесь, возле подъемов, она разместит войска. Более выгодного места не найти. Конные лучники Матока будут оборонять фланги. На выходе с каждого ската Корболо Дом поставит своих «Истребителей собак» — отборные части тяжелой пехоты, обученные на малазанский манер. Все попытки противников взобраться по скатам будут с легкостью отбиты. Малазанцам не останется ничего иного, кроме как повернуть назад. И вот тогда-то по ним ударят конные копьеносцы.
Так ей объяснял ход предстоящего сражения Корболо Дом. Ша’ик не была уверена, что правильно запомнила последовательность событий. Почему-то напанский полководец решил вначале применить оборонительную тактику, хотя его войска численно превосходили малазанские. Корболо уже предвкушал, какое потрясение испытают враги, когда увидят, что им противостоят тяжелые пехотинцы и ударные отряды, обученные по всем правилам малазанского военного искусства. Дом был решительно против любых сражений на пути к оазису. Нет, армию Таворы нужно заманить туда, где у нее не окажется никаких козырей. Все преимущества будут на стороне Воинства Апокалипсиса.
Скоро Тавора вновь примерит на себя судьбу Кенуссена Д’Авора, запертого в Ибиларском ущелье. Но теперь уже не на задворках родительского дома, а здесь, под беспощадным солнцем Рараку.
Ша’ик вдруг стало зябко, и она поплотнее завернулась в плащ из овечьих шкур. Потом взглянула туда, где ее терпеливо ожидали Маток и дюжина телохранителей. Она до сих пор не понимала, почему этот немногословный полководец так боится, что ее могут убить? Теперь, когда Тоблакай отправился в далекий Ягг-одан, а Леоман находился на юге, Маток взял на себя роль ее защитника. Ну что ж, это не помешает, хотя Тавора вряд ли попытается подослать к ней убийц. Богиню Вихря не обойдешь. Даже когтям не проникнуть сюда незамеченными, по каким бы магическим Путям они ни передвигались.
«Сам Вихрь является магическим Путем. Точнее, этаким магическим покрывалом, раскинутым над священной пустыней Рараку. Он давно уже не осколок, ибо обрел целостность. Его сила возрастает и будет увеличиваться до тех пор, пока в один прекрасный день он не потребует себе места в Колоде Драконов. И тогда миру придется признать новый Высокий дом. Дом Вихря.
Дом Вихря, питаемый кровью уничтоженной армии.
И когда Тавора окажется передо мною на коленях, сокрушенная и подавленная, вся в пыли… что дальше? Пыль можно смыть. А вот как смоешь позор за гибель легионов, на трупах которых теперь пируют грифы и накидочники? Будет ли это подходящим моментом, чтобы снять шлем и показать сестре свое лицо?
Теперь эта война стала нашей, Тавора. Мы отняли ее у мятежников и императрицы. И речь идет уже не о судьбах Малазанской империи. Даже богиня Вихря здесь ни при чем. И Дриджна, и Книга Апокалипсиса — все это превратилось в наш личный апокалипсис. Этакое семейное кровопролитие, не более того. И когда ты увидишь мое лицо, Тавора, то земля задрожит у тебя под ногами и весь твой мир зашатается.
И вот тогда-то, дорогая сестрица, ты все поймешь. Поймешь, что произошло. Осознаешь, что я сделала и почему поступила именно так».
А что будет потом? Ша’ик и сама не знала. Казнь — это слишком просто. Только живые могут ощутить на себе весь груз наказания. Нет, она приговорит Тавору к… жизни, отягченной страшным знанием. Худшую пытку вряд ли можно придумать.
За спиной раздались шаги. Ша’ик обернулась. Раньше она поприветствовала бы этого человека улыбкой, но сегодня ее не тянуло улыбаться.
— Я рада, Л’орик, что ты наконец-то откликнулся. А то я уж подумала, что у тебя вошло в привычку оставлять мои просьбы без ответа.
«Как же он прячется от меня, сколь упорно избегает встречаться со мной глазами. Ему хочется что-то мне сообщить, и он изо всех сил удерживается, чтобы не произнести ни слова. Мне так и не проникнуть сквозь завесу, которой он себя окружил, не заставить его выложить все начистоту. Л’орик вовсе не такой, каким кажется. Далеко не простой смертный…»
— Избранница, в последние дни я неважно себя чувствовал. Даже короткий путь сюда меня утомил.
— Ценю твою жертву, Л’орик. Что ж, сразу перейду к делу. Ты знаешь, что Геборик закрылся ото всех. Вот уже несколько недель, как он никого к себе не допускает.
На лице Л’орика отразилось огорчение. И похоже, вполне искреннее.
— Да, Избранница, — кивнул он, — старик заперся ото всех.
— Ты был последним, с кем он говорил. Вы очень долго беседовали у него в шатре.
— Я? И когда это было?
Все поведение Л’орика подсказывало Ша’ик, что его тайны никак не связаны с Гебориком.
— Тебе лучше знать, когда вы встречались. Скажи, во время этого разговора Призрачные Руки был подавлен?
— Избранница, подавленность Геборика я заметил гораздо раньше. Полагаю, что и другие тоже.
— Чем она вызвана?
На мгновение в глазах Л’орика что-то блеснуло, затем они снова стали непроницаемыми.
— Он скорбит… о твоих жертвах, Избранница.
— Это ответ на мои недавние слова? Вот уж не думала, что моя ирония так тебя заденет.