Дом Цепей

Сциллара осторожно пробиралась между рядами шатров. Лагерь «Истребителей собак» был разбит по всем правилам малазанского военного искусства. Такие лагеря она помнила с самого детства, когда вместе с матерью странствовала в обозе Ашокского полка. А потом полк неожиданно отправили в дальние края. Солдаты уплыли за море, оставив тех, кто любил их и рожал от них детей, а также тех, кто прислуживал им и наживался за их счет. Мать Сциллары вскоре заболела и умерла. Отца своего она никогда не видела и ничего о нем не знала. Кем он был? Одним из солдат. Возможно, его убили в каком-то сражении. А может, он был жив и сейчас, но и в этом случае его совершенно не заботила судьба Сциллары. Вряд ли этот человек даже помнил, что у него есть дочь.

Равновесие.

Не так-то легко его сохранять, когда голова одурманена дурхангом.

Отхожие места располагались на склоне. Там были вырыты канавы, вдоль которых тянулись деревянные мостки. Чтобы хоть как-то уменьшить зловоние и отпугнуть полчища мух, в угольных ямах жгли особые травы, дающие едкий дым. Из деревянных ведер торчали пучки травы. К перилам мостков крепились большие кадки с водой.

Очень осторожно, обеими руками держась за перила, Сциллара пробиралась по узким мосткам.

Канавы служили не только для сбора человеческого дерьма. Солдаты и обитатели развалин постоянно сбрасывали туда весь мусор. Но для сирот это было местом поисков и находок. Среди кала и гниющих отбросов иногда попадалось то, что можно отмыть, подлатать и продать.

Вот и сейчас в темноте копошились дети.

Мостки были осклизлыми, и Сциллара ступала не столько по дереву, сколько по жиже, на которую лучше не смотреть. Она добралась до самого края.

— Я помню тьму, — произнесла она нараспев хриплым от дурханга голосом.

Кто-то поднялся ей навстречу. Это была девочка лет семи, густо заляпанная содержимым канавы. Белыми оставались только ее зубы.

— Я тоже, сестра, — сказала девочка.

Из поясной сумки Сциллара вынула мешочек, набитый монетами. Их наставник всегда сердился, видя подобные проявления щедрости, поскольку они шли вразрез с его поучениями. Но Сциллара все равно приходила сюда. Она передала малышке мешочек.

— Возьми на пропитание.

— Сестра, он будет недоволен.

— Не бойся, из нас двоих достанется только мне. Я вытерплю. А теперь я должна кое-что передать наставнику…

Сколько Геборик себя помнил, он всегда ходил враскачку, пригибаясь к земле. Неудивительно, что в детстве сверстники награждали его множеством нелестных прозвищ: Жаба, Раскоряка и так далее. Иногда такие прозвища оказываются удивительно прилипчивыми и переходят во взрослую жизнь. Но еще задолго до своего судьбоносного прихода в храм Фэнера Геборик с недетским усердием постарался сделать все, дабы избавиться от подобных ярлыков. Изменить походку и исправить строение ног было не в его силах. Зато он удивительным образом развил свои руки, виртуозно овладев ремеслом уличного воришки (увы, именно этим и занимался в юности будущий жрец и историк).

Перемена, произошедшая с ним сейчас, коснулась и его походки. Теперь он испытывал непреодолимое желание пригнуться еще ниже, а точнее — встать на четвереньки и побежать… если не на манер тигра, то подобно коту.

Но какое там! Если бы Геборик увидел себя со стороны, он бы горестно заключил, что его подскакивания больше напоминали обезьяньи. Но если это и выглядело не слишком красиво, то помогало передвигаться быстрее, чем обычная ходьба на двух ногах.

Близ рощи Тоблакая он вновь перешел на человеческий способ ходьбы. Его ноздри ощущали слабый запах дыма. В темноте неярким пятном светился костер и слышались приглушенные голоса.

Геборик свернул вбок, прошел мимо каменных деревьев и притаился там, откуда ему были видны двое, сидевшие у костра.

Вслушиваясь в разговор, он вдруг понял, что слишком долго отгораживался от внешнего мира, пытаясь создать свой собственный храм. Он обрел телесные дары, и в то же время его личность претерпела изменения, которые стали до конца ясны только сейчас. Геборик рассердился на самого себя.

Он утратил былую заботливость, и потому свершилось чудовищное преступление.

«Внешне Фелисин вполне оправилась… нет, все-таки не настолько, чтобы скрыть правду о случившемся с нею. Нужно ли мне сейчас показаться перед этими двоими? Нет. Никто из них пока не собирается разоблачать Бидитала, иначе они бы здесь не прятались. Если я сейчас выйду, оба попытаются отговорить и меня тоже… А ведь я предупреждал Бидитала. Предостерегал его. А этот мерзавец расценил мои слова… как забавную шутку. Что ж, пора раз и навсегда прекратить все его забавы».

Геборик медленно отошел подальше от костра.