Дом Цепей

Относительно участи Бидитала его нынешние чувства вполне совпадали с прежними, оставаясь такими же кровожадными. Нужно отомстить немедленно, этой же ночью. Но осмотрительность прежнего Геборика не позволяла ему опрометью броситься к чародею и учинить над ним расправу. Состояние дестрианта все еще оставалось для него новым и не слишком понятным. Более того, Трич совсем недавно вошел в сонм богов. Пусть Бидитал уже не имел никакой силы в мире Тени, однако его храм ведь был же для кого-то освящен. Для кого? Этого Геборик не знал. Если напасть на высшего мага, еще неизвестно, с каким противником ему придется сражаться и каков будет исход этой битвы.

«Лучше бы я оставался прежним Гебориком. В моих руках была сила, передающаяся мне от нефритового великана… Тогда я бы попросту разорвал Бидитала на куски».

Он вдруг понял, что ничего не сможет сделать. Во всяком случае, сегодня. Придется ждать, искать благоприятную возможность, чтобы захватить Бидитала врасплох. А пока надо оставаться невидимым и неслышимым, иначе высший маг узнает обо всех переменах, произошедших с ним. Нет, Бидитал ни в коем случае не должен знать, что старик Призрачные Руки стал дестриантом Трича, нового бога войны.

Геборика захлестнула волна гнева, и ему стоило немалых усилий ее подавить. Он подождал, пока у него успокоится дыхание, а затем вернулся на тропу. Нет, здесь ни в коем случае нельзя действовать наскоком. Каждый шаг должен быть осмысленным и тщательно выверенным.

«Трич! Ты ведь умел принимать облик тигра. Научи меня этому. Научи меня охотиться… и убивать».

Геборик услышал слабый звук. Плач? Нет, пение. Из развалин слышался детский голосок. Геборик теперь видел в темноте. Он остановился и застыл на месте, поджидая поющего ребенка.

Вскоре он увидел девочку, одетую в лохмотья. В руках она держала палку. На поясе у нее болталось около дюжины ящериц-ризанов, подвешенных за хвосты. Вдруг девочка подпрыгнула и замахнулась палкой. Должно быть, маневр оказался удачным, поскольку маленькая охотница побежала к тому месту, где корчилась сбитая ею ящерица. Малышка деловито скрутила ей шею и за хвост подвесила свой трофей к поясу. Потом она нагнулась за палкой и вновь запела.

Геборик замешкался. Пройти незамеченным мимо девочки было довольно трудно, но возможно.

«Только не переусердствуй с осторожностью», — одернул он себя.

Старик бесшумно двигался в тени, выбирая моменты, когда преследовательница ящериц стояла к нему спиной.

Наконец ему удалось обойти ее.

Приближался рассвет. Еще немного, и жители развалин начнут пробуждаться. Геборик ускорил шаг, добрался до своего шатра и проскользнул внутрь. Кроме поющей девочки, ему больше не встретился никто.

Убедившись, что старик ушел, маленькая охотница повернулась и, оборвав пение, начала вглядываться в сумрак.

— Смешной человек, ты помнишь тьму? — шепотом спросила она.

Незадолго до рассвета Леоман и двести его пустынных воинов атаковали малазанский лагерь. Караул несли пехотинцы. Их вахта уже заканчивалась, и солдаты, устало сбившись в кучки, дожидались восхода солнца. Эта брешь в дисциплине была только на руку лучникам Леомана и позволила им подобраться к врагу на тридцать шагов. Стрелы, выпущенные единым залпом, сразили всех часовых.

Однако не все из них были убиты. Предутреннюю мглу прорезали крики раненых. Стрелки опустили луки и, схватив кеттры (так назывались ножи с широкими лезвиями), бросились их добивать. А Леоман и его всадники уже неслись к малазанскому лагерю.

Корабб Бхилан Тену’алас скакал рядом с командиром, сжимая в правой руке древко своего любимого оружия, которым можно было сражаться и как мечом, и как топором. Атакующие двигались полукругом; Леоман, как и положено командиру, находился посередине. Услышав знакомое гудение, Корабб усмехнулся. В ответ на «морантские гостинцы» они придумали свои собственные. В два глиняных шара заливалось масло. Шары соединялись тонкой цепью. У них, как у масляных ламп, поджигали фитили, а потом раскручивали и бросали на манер пращи.

Самой подходящей целью для «пустынных гостинцев» (так их окрестил Леоман) были тяжелые повозки обоза. Вскоре первые снаряды ударились в их рогожные стенки. На месте повозок вспыхнула сплошная стена огня.

Какой-то малазанец торопился убраться прочь с дороги Корабба. Пустынный воин взмахнул своим мечом-топором. Лезвие вонзилось в шлем убегавшего солдата и застряло там, едва не вывихнув нападавшему плечо. Из треснувшей кожи хлынула кровь. Но почему его оружие вдруг стало тяжелее? Корабб понял, в чем причина, и досадливо выругался. Вражеский шлем никак не желал соскальзывать с лезвия. Он будто спаялся с ним, и каждый взмах лишь выбрасывал наружу кусочки костей и сгустки мозгов убитого малазанца.