Открытие, которое сейчас сделал Фебрил под громкий стук собственного сердца, увы, было запоздалым. Простая жизнь в корне отличается от простоты
Теперь уже поздно. Слишком поздно оправдываться перед Ша’ик.
И менять свои замыслы тоже слишком поздно.
Раннее утро разом утратило для Фебрила все свои жизнерадостные краски.
Глава девятнадцатая
Рассказывают, что приемный сын капитана, носивший в то время неблагозвучное имя Ковырялка, отказывался ехать в повозке. Малыш весь путь шел пешком, начиная с самых первых дней, когда даже бывалые солдаты не выдерживали палящего солнца и падали в обморок.
Скорее всего, это не что иное, как выдумка, ибо ребенку тогда было меньше пяти лет. Сам капитан, из чьих дневников можно почерпнуть достаточно сведений о походе в Рараку, весьма скупо писал о Ковырялке, сосредотачиваясь преимущественно на сугубо армейских вопросах. Одним словом, за исключением явно вымышленных историй, нам почти ничего не известно о ранних годах человека, ставшего впоследствии первым мечом Малазанской империи.
Ущелье звенело и гудело от скопища мух и оводов. На жаре трупное зловоние стало совсем невыносимым. Верховный кулак Гамет ослабил ремень и снял с головы помятый шлем. Войлочная подкладка была мокрой от пота и вызывала нестерпимый зуд. Однако вскоре Гамету пришлось снова надеть шлем, ибо зуд от пота был все же меньшим злом, чем ожоги от укусов.
С уступа, где он сейчас сидел в седле, ему была хорошо видна адъюнктесса. Тавора медленно ехала по полю битвы.
«По полю бойни», — тут же мысленно поправил себя старик.
Пустынные воины заманили азартных сетийцев в это ущелье, уничтожив триста всадников и более сотни лошадей. Их убивали преимущественно стрелами. Уцелевших коней нападавшие увели с собой. Все началось неожиданно и закончилось довольно быстро. Азарт погони. Ставка была почти беспроигрышной. Не прикажи Темул прекратить преследование и вернуться, Четырнадцатая армия сегодня недосчиталась бы многих хундрилов и виканцев.
Именно виканцы предотвратили еще одно нападение на обоз, не потеряв ни одного из своих бойцов. Командир нападавших быстро сообразил, что может оказаться в кольце, и приказал отступить.
Трагическая случайность? Непредвиденный маневр врага? Нет. Грубое нарушение приказа — вот основная причина гибели сетийцев. Разве их посылали в погоню за пустынными воинами? Их задачей было прикрывать авангард армии с флангов. Воины Ша’ик сыграли на естественном желании отомстить, когда чувства главенствуют над разумом. И это лишь начало. Вне всякого сомнения, малазанцев теперь будут постоянно провоцировать, заставляя допускать новые грубые просчеты.
Гамет глядел на одиноко едущую адъюнктессу, и волосы у него вставали дыбом. Тавора держалась прямо и как будто не замечала, что лошадь под нею постоянно взбрыкивает.
«Назойливые мухи тоже не слишком приятны, но вот оводы — это сущее проклятие для лошадей, — с ужасом думал Гамет. — Один укус — и породистый скакун превращается в демона. А там уже… дальше может быть что угодно. Тавора рискует быть сброшенной, растоптанной копытами. Либо ее конь понесется по ущелью, безуспешно пытаясь подняться по отвесным скалам, как и лошади сетийцев».
К счастью, старик не угадал. Лошадь адъюнктессы продолжала петлять между распростертых тел и туш, а тучи оводов лишь налетали и… убирались прочь, возвращаясь к своему пиршеству.
Один из бывалых солдат, находившихся рядом с Гаметом, закашлялся и выплюнул на землю ком слизи. Заметив взгляд верховного кулака, он смущенно пробормотал извинение.
— Не надо извиняться, дружище. От такого зрелища запросто и наизнанку вывернуть может, — сказал ему Гамет.
— Дело не только в этом… — Солдат мотнул головой. — Не обращайте внимания, господин кулак. Прошлое вспомнилось.
— Понимаю. У меня тоже есть такие воспоминания, что почище любого кошмарного сна… Тин Баральта спрашивал, надо ли посылать сюда лекарей. Передай ему… впрочем, сам знаешь, что сказать.
Солдат молча подошел к своей лошади. Гамет продолжал наблюдать за адъюнктессой.