Дома моей души

Я ем и слушаю разговор деда и бабки. Они решают, в какой магазин им лучше идти. Я начинаю волноваться:

–А я?

– Куда же мы без тебя! Собирайся! Мамка твоя сказала, что ты совсем выросла из пальто, Идем покупать! Подарок тебе к первому классу.

Мы идем по той же главной улице, почти до пристани, но сворачиваем на большую площадь, где много каменных здоровенных домов, аж в два и три этажа. У нас таких нет.

Около одного, самого большого снует много людей.

–Это универмаг,– говорит бабушка.

Я смутно помню это универмаг, но я помню, как я стою перед большим зеркалом, и на меня дед надевает самое красивое пальто, синее, с хлястиком, с красивым воротником.

Они с бабушкой просят продавщицу принести ещё одно, побольше, на вырост, но большего размера нет, а это тика в тику. Бабушка ищет на вешалках другие, но я не хочу снимать с себя это. Дед с бабкой смиряются, и я иду домой с большим пакетом, прижимая его к себе и, сияя от счастья. Это первое своё покупное, а не сшитое бабушкой, и красивое пальто я часто вспоминаю. Мне приятно вновь вспомнить тот восторг. Я носила это пальто много зим, попеременно с тонкими шубками из каких-то зверьков, название которым я забыла. Родители каждый год покупали нам обновы в низовьях Оби в магазинах городков, имеющих дефицитное северное снабжение. Но шубки быстро издирались от катания на горках, и я вновь влазила в добротное пальто от моего деда.

В шестом классе оно больше походило на курточку, из которой торчали мои выросшие руки и ноги. Когда перед седьмым классом мне купили новое пальто на вырост, с большущим воротником, я плакала и просила маму не покупать мне это некрасивое большущее пальто, ведь мне совсем не холодно и еще налазит на меня и даже не рвется это чудное пальтишко – дедов подарок.

А пока мне семь лет, и я скоро пойду в школу. Подарок деда и его бабки лежит на венском стуле. И я любуюсь им, первородно нетронутым будущими снежными баталиями.

Дед уходит по делам, а я вновь и вновь не могу отказать себе в удовольствии и продолжаю рассматривать залу, переходя от дивана к дивану, от фотографии к фотографии. На одной из них была бабушка Нина, молодая и красивая, с выбражулистой прической, в пальто с красивым воротником.

– Бабушка! А из чего это у тебя такой красивый воротник? – Я с покупкой мне пальто чувствую себя знатоком польт.

– Из кота.

–Как?

– Да я решила пальто шить, а воротника не было. Тут я увидела на улице кота с красивой, блестящей шерстью. Я его приманила. Пошла в лес, повесила и ободрала. Воротник получился красивый.

Я обомлела и ничего не могла сказать. Чтобы бабка не заметила этого, я снова убежала в комнату. А потом выскользнула во двор. Я не могла понять, как такая красивая тетя, которая приходится мне бабушкой, могла драть котов?

Я не возненавидела её, я почувствовала впервые, что не все тети и дяди похожи на моих маму и папу. Она была иная, я чувствовала это всеми фибрами своей души. Я смотрела на неё, как сейчас бы сказали, как на инопланетянку. Я уж и не помню, как получилось, что с годами, с каждым приездом в этот гостеприимный дом я все чаще звала её Нина Иосифовна. Мне казалось, что бабушек таких не бывает. Я по-прежнему обожала коврижку, но не могла есть в том доме ничего мясного. Мне казалось, что мясо в супе непременно начнет мяукать.

В этот вечер я впервые не донимала деда с бабкой расспросами. Я рано легла спать. Во сне мне снилось, что бабка Нина хохочет надо мной, и её ярко-красная помада растекается с её губ и вот-вот капнет на меня.

На мое счастье дед утром сказал, что буксир готов к новому рейсу и мы уезжаем.

Не знаю, почувствовала ли перемены во мне моя новая бабка – кошкодралка.

Еще несколько лет мы приезжали к деду и его бабке в гости. Но я никогда больше не приезжала одна. Мы приезжали шумной толпой всей нашей семьей. Радушная Нина Иосифовна привечала ласково всех нас. Со мной, как со старшей, уже в наши последние приезды она делилась своими заботами. Но для меня она так и осталась человеком из другого, непонятного мне мира. Даже болезни у неё были странные, необычные. И я этому не удивлялась, ведь по другому у неё и быть не могло. Рассказчица бабка Нина была знатная. Вечером, после ужина, мы, ребятня, с мамой сидели вокруг стола и раскрыв рот слушали, что и где у неё болит. Особенно меня поразил рассказ о том, что у нее опустились почки и еле на чем-то висят. Она во всех подробностях живописала нам, как ходила к знахарю и как тот поднимал ей их и прицеплял к нужному месту с помощью каких-то зерен. У нас от этого триллера только что слюна не текла, с таким усердием мы слушали. Вскоре дед вышел на пенсию, они продали дом и уехали к сыну Нины Иосифовны далеко от нас на Урал. Сын оказался непутевый, промотал все их добро. Наш дед умер. Бабка Нина осталась одна, без деда, сын уехал еще дальше, и Бабка Нина по старости уже не смогла за ним гоняться. Её хоронила моя мамка со своим братом.

Когда дед написал нам, что продает дом и уезжает, мама ездила к нему и просила не уезжать. Ведь его все знали и уважали, а там, в большом городе он всем чужой и незнакомый.