Но дед был заколдован бабкой, её яркой красной помадой.
Мама несколько раз ездила к ним в гости на их новое жительство, но мы уже их больше не видели.
Денег на поездку для всех у нас не было.
Несколько лет назад в результате одной из новомодных диет, я резко похудела и почувствовала себя плохо, на обследовании выяснилось, что из-за резкого сброса веса одна почка здорово опустилась, что и причиняет мне боль.
Это известие меня даже несколько обрадовало, оно неким образом реабилитировало бабку Нину, рассказчицу, а … может, и котов никто не драл?
Коврижку и вечера у деда мы иногда вспоминаем с сестрой. Наши попытки испечь такую же не привели к успеху. Я не смогла полюбить бабку Нину.
Дед был у нас в гостях незадолго до его выхода на пенсию. В его распоряжении до отъезда буксира было всего два часа. Наше общее чаепитие с ним было грустным, похожим на прощание. Больше мы его не видели.
Зря дед уехал от нас далеко, мы поумнели, но разбогатеть так и не смогли, чтобы приехать и согреть его с его второй бабкой своим теплом.
Читала давно одну детскую книжку про Овидия, про его последние годы жизни в ссылке на окраине римской империи, то бишь на границе со Скифией, где автор приводил его письмо к родным:
«– Странные люди эти скифы, при расставании плачут, а потом писем друг другу не пишут».
Меня очень поразила эта фраза своей щемящей искренностью. Ведь это истинная правда про всех нас. Столько сотен лет прошло, две тысячи лет. А ничего не изменилось в нас.
Как часто многие из нас выходят в голую степь свого сознания, чтобы всмотреться в дальний костер, где сидят чужие нам люди. Нам к ним незачем, а свои далеко, хоть частенько и рядом. И ни один костер больше не соберет вокруг себя когда-то родных и близких. Только поминальный, а жаль.
Глава 11
О черёмухе, обновке и лупцовке
Мое торжественное возвращение из первого гостевания у деда произошло по тому же сценарию, что и недавнее убытие. Бесплатный спектакль для пассажиров, встреча двух капитанов, сверкающих лычками, была не менее театральной. Но все величие этой сцены смазывала я, идущая за руку с дедом и матрос, вызвавшийся помочь деду нести мои пожитки и обновки.
Вскоре пароходы разошлись, попрощавшись гудками. Мама и брат разглядывали подарки от деда и бабки Нины. Мне это было совсем не интересно.
Наступал вечер и капитанская вахта. С тех пор я люблю идти лунными вечерами по улице и смотреть, как луна бежит за мною, не желая оставлять нас всех одних.
Есть люди, которые боятся полной луны, но ведь она такая яркая, большая и красивая, только и осталась неизменной. Она одна осталась с нами навсегда из нашего детства.
В такие вечера мне хочется оглянуться и почувствовать там, сзади, в сгустившихся сумерках, лунную дорожку, бегущую за кормой парохода.
Но до этих мыслей еще ой как далеко, а сейчас я сижу в своем тулупе. Впереди как всегда мигают створы и слышится родное, плиц-плиц.
Просыпаюсь я уже в каюте. Встаем мы с братом поздно. И понимаем, пароход опять стоит. Мы одеваемся и идем в папину каюту. Папка спит после вахты, и будить его нельзя. Мамки нет. Мы идем к ней в её багажную кассу, где мамка разглядывает свои бумажки, считает их.
Увидев нас, мамка кормит нас тут же в каюте и ведет мыться в душ. Мы стоим в Томске долго и она хочет сводить нас в город.
Я впервые надеваю шелковое платье, которое мне сшили еще зимой на вырост. Платье красивое, белое с редкими мелкими незабудками, с поясом. Я кружусь и подол платья развевается. Я счастлива обновке. И вот мы торжественно идем по трапу нарядные и праздничные. Берег высокий и с пристани в город ведет длинный деревянный виадук, огороженный перилами. Наконец, мы проходим здание речного вокзала и оказываемся на шумной площади перед ним. Недалеко от выхода множество тёток и бабок торгуют разной всячиной с огородов. Мы видим тётку, торгующую таежной черемухой, и мамка покупает нам по кулёчку, свернутому из листов, выдираемых из какой-то толстой книги. Наше счастье продолжается. Мы обгрызаем черёмуху, выплёвывая косточки, брат на дорогу, я в руку. Дойдя до очередной урны, я бросаю, прилипшие к ладошке косточки, машинально вытирая слипшиеся ладошки о подол нового платья.
Каких бы ягод я не пробовала после, до сих пор нет для меня ничего слаще тех таежных черемух с их неизбывным ароматом.
Густое, тягучее тепло сибирского августа, высоченное, бездонное небо, одуряющее солнце, пыль от трамвая, и мы с братом идем с обеих сторон от нашей мамки, обсасывая косточки от черемухи, липкой, сладкой, огромной, сочной и брызгающей густым соком.
Мы идем пешком, нам близко до центра. А вот и вход в Ботанический сад. Это красивая, старинная, высоченная арка с лепниной и вензелями. Чугунная, старинная же ограда, кованая, и тоже в узорах и вензелях. Ограда такая высокая, что деревья из этого сада свешивают через неё только свою крону.
С обеих сторон центральной арки – входы из арок поменьше.